Сельма Лагерлёф - Путешествие Нильса с дикими гусями

– И то правда, – вздохнул отец. – Но мы можем попросить тех, кто здесь станет жить, чтобы его ласково приняли и передали б ему, что мы всегда рады его видеть. Он от нас и слова худого не услышит. Так ведь, мать?

– Конечно! Только бы вернулся домой! Если бы знать, что он не голодает и не мёрзнет! Больше ничего мне и не надо!

Отец и мать вошли в дом, и мальчик не услышал продолжения их разговора, но так обрадовался и растрогался! Они его любят, хотя и думают, что он пошёл по дурному пути. «Если бы они увидели меня сейчас, то переживали бы ещё больше».

Вскоре послышались шаги, дверь распахнулась, и в конюшню вошёл отец. Нильс поспешно забился в уголок, в то время как Хольгер Нильссон подошёл к лошади и приподнял её ногу.

– Что это? – воскликнул он, заметив буквы, нацарапанные на копыте. И когда прочёл: «Вынь занозу!» – с недоумением оглянулся по сторонам. Никого не обнаружив, он принялся осматривать копыто. – Тут и вправду что-то есть…

Пока отец возился с лошадью, а мальчик сидел, съёжившись, в своём уголке, во двор заявились гости. Это гусь Мартин, находясь так близко от своего прежнего жилья, не мог удержаться, чтобы не показать Пушинке и детёнышам своих старых друзей.

Во дворе у Хольгера Нильссона никого не было, когда он прилетел, поэтому, преспокойно опустившись на землю, Мартин принялся важно расхаживать, рассказывая Пушинке, как ему хорошо жилось в бытность домашней птицей. Обойдя весь двор, он заметил, что дверь хлева открыта, и позвал гусыню:

– Загляни сюда, и сама увидишь, как я жил прежде! Это не то что ночевать на болотах или на льду!

Мартин остановился у порога и просунул голову в дверь.

– Людей здесь нет, так что не бойся, иди.

И Пушинка с выводком вошла вслед за Мартином в загон для гусей посмотреть, как роскошно он жил, пока не отправился в Лапландию со стаей.

– Да, вот как мы живали! – с гордостью проговорил Мартин. – Здесь было моё место, а там всегда стояли миски с овсом и с водой. Погодите, и сейчас здесь есть немного корма!

С этими словами он бросился к миске и стал набивать себе клюв овсом. Пушинка забеспокоилась.

– Давай лучше уйдём поскорее отсюда!

– Ещё зернышко!

Вдруг он вскрикнул и кинулся к выходу, но было уже поздно: дверь хлева захлопнулась, и хозяйка, мать Нильса, закрыла её на крючок. Они оказались в плену.

Между тем Хольгер Нильссон вытащил из ноги лошади острую железяку и, довольный, ласково потрепал животину. В это время в конюшню торопливо вошла мать и сказала взволнованно:

– Иди, отец, посмотри на мою добычу!

– Нет, погоди! Раньше взгляни сюда! Я нашёл, отчего хромала наша лошадь.

– Кажется, счастье опять улыбается нам! – воскликнула женщина. – Представь себе: наш гусак, пропавший весной, видно, летал с дикими гусями, а теперь вернулся, да, похоже, со всем своим семейством. Они все сейчас в загоне, я их там заперла.

– Ну и дела! – удивился Хольгер Нильссон. – А самое главное, мать, мы теперь знаем, что наш мальчик не сбежал из дому, прихватив с собой гусака.

– Твоя правда, отец. Но, боюсь, мне вечером придётся их зарезать. Через два дня ярмарка, и нужно поторопиться, чтобы успеть отвезти их в город на продажу.

– А не жаль тебе его резать? Ведь вернулся же, да не один, а со всем своим выводком, – покачал головой хозяин.

– В другое время не тронула бы, но ведь нам самим придётся переселяться. Где ж гусей-то держать?

– Тоже верно!

– Пойдём, поможешь отнести их в дом.

Они ушли, и через несколько минут мальчик увидел, как отец, прижимая к себе одной рукой Пушинку, а другой – Мартина, вошёл следом за матерью в дом. Гусь, как всегда бывало, когда оказывался в опасности, кричал: «Мальчик-с-пальчик, выручай!» – хотя и не подозревал, что Нильс так близко.

А тот слышал его призыв, но не двигался с места, хотя и не потому, что желал Мартину смерти. Нильс даже не вспомнил, что освободится от колдовства, если гуся зарежут! Причина была в другом. Чтобы спасти гуся, пришлось бы показаться отцу и матери, а этого ему совсем не хотелось. «Им и без того тяжело. К чему же прибавлять новое огорчение?»

Стоило двери дома захлопнуться за Мартином, как мальчик встрепенулся: перебежал через двор, взобрался на дубовую доску перед крыльцом и, войдя в сени, по старой привычке снял деревянные башмаки. Приблизившись к двери, он никак не решался постучаться: было стыдно показаться на глаза отцу и матери.

«Ведь это тебя зовёт Мартин, твой лучший друг!» – подумал он и вспомнил, как они с гусем переживали опасности на замёрзших озёрах, на бурном море, среди хищных зверей. Сердце его переполнилось благодарностью и нежностью; он сделал над собой усилие и постучал в дверь.

Когда отец отворил, Нильс с порога крикнул:

– Матушка, не режьте гуся!

Услышав его голос, Мартин и Пушинка, лежавшие связанными на скамье, вскрикнули от радости. К счастью, они были ещё живы! Кто ещё вскрикнул от радости – так это мать:

– Нет, вы только поглядите, как вырос да похорошел!

Мальчик так и застыл на пороге.

– Слава богу, сынок, ты вернулся! – бросилась к нему мать. – Входи же, входи!

– Здравствуй, Нильс… – только и смог сказать отец.

А мальчик пребывал в полном замешательстве. Он не понимал, почему родителей не удивляет его вид, и только когда мать, обняв, повела его в комнату, Нильс догадался, что колдовские чары спали! Неужели гном снял проклятие, ничего не потребовав взамен?!

– Матушка! Отец! Я снова стал человеком! – не помня себя от радости, закричал мальчик.

На следующее утро Нильс встал до рассвета и в одиночестве отправился на берег моря. Он пытался разбудить Мартина, но белый гусь не пожелал сопровождать его и, засунув голову ещё глубже под крыло, продолжил спать.

День обещал быть ясным и тёплым. Погода стояла такая же хорошая, как и весной, когда дикие гуси прилетели в Сконе. Морская гладь блестела как зеркало. Царила полная тишина, и мальчик не переставал думать о невероятном путешествии, которое ещё предстоит диким гусям.

Он ещё не вполне освоился со своим новым видом и по-прежнему считал себя скорее гномом, чем человеком. Если по пути доводилось увидеть каменный забор, то он боялся идти вперёд из страха, что там подстерегает его хищный зверь. А потом, вспомнив, что теперь он высокий и сильный и может больше никого не опасаться, радовался и смеялся над собой.

Нильс встал на самом краю береговой отмели, чтобы гуси могли его видеть. Это был день великого перелёта, и в воздухе то и дело звучали призывные клики. При мысли, что ни один человек, кроме него, так и не узнает, о чём перекликаются птицы, мальчик усмехнулся. Среди множества других птичьих стай пролетали и дикие гуси.