Милен Фармер - Лиза-Лу и сказочник [другой перевод]

Дорогая Лола,

Я больше не могу жить настоящим. Ни ночи, ни дни больше не помнят дыхания жизни; моя душа блуждает где-то в потемках… Я уничтожу себя. Чтобы мне позволили умереть… я предстану перед Богом, ничего не говоря…

О, МОЙ АЛЛАН, МОЕ ДИТЯ!

Я больше не могу, я прилагаю все усилия, чтобы выжить в пустоте… Прости, что я больше не пою и не пишу, но для чего расходовать чернила…

Лола, я мертв, я поражаюсь собственной наглостью оставаться среди мира живых!

Я больше никогда не смогу рассказывать истории своему сыну, жизнь смеется надо мной…

Я ухожу очень далеко, так далеко, чтобы потерять дорогу, я так устал…

Тишина… вновь кровоточат раны, вновь коварное молчание вступает в свои права, и оно потрясено тем, что Лиза читала так громко.

Удар эмоций настигает и Лизу, она начинает всхлипывать… все сильнее и сильнее…

Но Лиза не поддастся этому настроению, ведь вокруг столько интересного!

Очень давно она видела в цирке Шапито веселый номер: лилипут, который держал очень высокую ноту, разбивал голосом хрустальные бокалы…

Просто настоящий апперкот!

Это было внезапно пришедшее в голову воспоминание, потому что она решила сделать то же самое, потрясти дом… Но это конечно с точки зрения матери природы… Кричать это одно… выть, реветь…

Но звук, который убивает???

Черт возьми, в этих легких было что-то необычное (Лиза не могла произнести потом некоторые слова еще несколько месяцев)… Но — к дьяволу эти мысли! Времени нет! Тем хуже, она решается тем не менее на новую попытку…

Пронзительный крик…

У ребенка, кажется. Лопнули барабанные перепонки, воздух просто сотрясается, земля и та содрогнулась, а книги вытянулись по стойке смирно.

(У Лизы был голос, поверьте на слово).

Кто поверил бы, что это дитя способно испугать молчание? Эту Бесконечность? Автор готов ответить: «Она добилась своего, потому что она верила!»

И это положило конец битве между «Смертью и Лизой». Храбрость, без сомнения, победила немое чудовище!

Лу был исполнен гордости за свою подругу, и хотел бы ей это сказать, но он не мог… Лу не говорил!

Да, Лиза знала, что где-то здесь спрятана, очень искусно, тайна — и надо ее раскрыть, сорвать маску!

«Нужно мыслить логически», — скептически заявляет она Лу.

«Нужно предоставить слово разуму! Разум… а как размышлять? Ab+x Какой ужас! — говорит Лиза. — Я плохо училась в школе! Там, где все так веселятся…»

С тех пор как исчезла бабушка, математика ее нервировала).

«Но школа жизни — вот это да!»

Лиза поворачивается к Лу, она притихла… Но Лу не реагирует, Лу не слышит. Разве это важно?

Лиза, у которой слух такой, что и на четверых хватит, вздрагивает.

1 — 4

Пианино… которое дремало в углу, начинает играть! Отрывки из произведений Вагнера, Шопена, Малера, отрывки, в которых явственно слышаться страдания и смерть… и эта боль пронзает воздух…

Это достаточно для того, чтобы отвлечь Лизу и вызвать в памяти какой-то волнующий момент… Это все помогло преодолеть тупиковое состояние, ведь она не знала как выбраться.

Рассмеяться?

ДА!

И выпалить: «Тем не менее… На дворе трава на траве дрова!»

«Лу! А если подумать о том, чтобы носом достать до ног!» — восклицает она и начинает смеяться, думая о брюзгливом выражении лица взрослых…

Лу смеется про себя…

Пианино замолчало… Дети тоже. Одинокие холодные ноты зазвенели по паркету, говоря о печали… те, кто теряет крылья, падают и разбиваются.

«Чистота прежде всего! — говорила бабушка, когда Лиза отказывалась мыть уши. — Все должно сиять как звезда, что вела пастухов!»

Сказано — сделано!

Веник и совок… прекрасно! Как считалочка!

Итак, прошел день, Лиза открыла для себя, как можно прыгать с кресла на кресло, и какие книги говорят о развлечениях и печали… книги в кожаных переплетах…

Лиза и Лу не видели, что снаружи растаял снег и показалась нежная трава, и на лицах жителе расцвели улыбки. Люди, казалось, стали более легкомысленными, будто это они освободились от тяжести белого покроя…

Как жаль! Зима так красива, когда она облачена в белоснежные одежды, «Человек», судя по всему, нуждается в том, чтобы чувствовать себя уверенно в тепле, и в то же время — чего-то бояться, больше чем любой зверь…

«Зима мешает им ходить и они бояться льда», — шепчет Лизе бабушка, теперь обитающая на кладбище… она тихонько смеется… этот смех так тяжело услышать… он едва различим… Конечно, Лиза не слышит. В этот момент она держит в руке льняной платок, который бабушка как-то ей подарила одним зимним вечером.

Великолепный подарок, потому что она был предназначен для того, чтобы спастись от слез.

«Если текут слезы, нужно их собрать и сделать ожерелье!» — говорила бабушка.

«Но не из крокодиловых слез, дитя мое. Это будет не колье, а булыжники на шее, — предупреждала она. — Нет, это должны быть слезы отчаяния, боли, или же слезы, вызванные смехом… жемчужины… сияющие капли дождя…

Лиза не помнит, чтобы бабушка грустила… Может быть, она была Богиней и у нее не было проблем, которые обременяют смертных? Не испытывала она боли и страдания? Но если она была бы Богиней, но жила бы она среди нас, смертных?

Боги используют силу иначе…

Они, тем не менее не могут быть хрупкими… Нет, это невозможно! Богиня — это миф! Бабушка — такая же бабушка, как и все бабушки, ибо она покоится на кладбище. Конечно! Она просто ушла, когда выплакала все слезы.

Лиза не чувствует себя одинокой среди пустоты… Здесь Лу и все вокруг освещено! Солнце нежно, ласково сияющими лучами осветило дом волшебным светом… Свет игриво целовал окна, проник в комнату… (Двое влюбленных где-то ощутили прилив счастья и, не теряя времени, открыли друг другу сердца).

День прошел. Произошло очень важное событие. Теперь в этом доме появилось двое новых друзей, и дом обрел жизнь.

Ночь, которая не умеет волновать, это бесполезная ночь.

Лиза не спит, глаза ее то и дело перебегают с места на место, она ждет чего-то, уже неважно чего именно (Весело!).

«И все же, он описывает какого-то призрака?» — громко говорит она, чтобы разбудить спящего Лу.

«В романах все кажется пугающим, потому что все возвращается!» — упорствует он (и Лу наконец-то просыпается).

Но Лиза не боится призраков, она не испытывает страх не перед оборотнями, ни тем более перед горгульями, и еще меньше боится она скелетов, которые только и умеют что клацать зубами.