Петер Хакс - В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе

Пошка-младший с отвращением покачал головой.

— Вот я и распускаю фуфайки, — закончила черепаха. — Шерсть мы сбываем в Германию; наша местность, прямо сказать, славится вывозом шерсти.

— Может быть, вы мне еще скажете, куда ведут все эти дороги? — спросил тогда Пошка-младший.

— Охотно, — сказала черепаха и указала в ту сторону, откуда Пошка-младший пришел. — Эта дорога ведет в Шварцу.

— Вот как, — вежливо отозвался Пошка-младший. — А другие?

— Эта, — сказала черепаха и указала влево, — ведет через Австралию и Конотоп на гору Арарат, если только старый висячий мост через Тихий океан еще не рухнул. А эта, — и она показала направо, — ведет мимо Ирландии к графству Антарктиды, а оттуда через Геркулесовы столпы в Гусь-Хрустальный.

— Вы, как видно, не очень-то сильны в географии, — заметил Пошка-младший.

— Я или вы? — отрезала черепаха. — Но что верно, то верно — один из нас не силен в географии.

— Простите, а куда ведет четвертая дорога? — спросил Пошка-младший, чтобы переменить разговор.

— Этого никто не знает, — отвечала черепаха и сердито застучала спицами.

— Ага! — воскликнул Пошка-младший. — Тогда я на верном пути.

И он отважно зашагал в неведомое.

Спустя некоторое время ему показалось, что местность постепенно белеет, словно все вокруг придушило снегом. Но никакого снега там, разумеется, не было, и раскаленное добела солнце палило с неба, как только может палить африканское солнце. На белой березе сидела белая птица и каркала: «Ст-ррр-анник. Ст-ррр-анник».

— Белая ворона! — изумился Пошка-младший. — Птица, встречающаяся только в единственном экземпляре.

Но тут же над ним пролетела стая птиц. Все они кричали: «Ст-ррр-анник», все были вороны, и все белые как лунь. Цвета вообще исчезли. И земля, и небо, и птицы, и редкие растения — все сверкало ослепительной белизной, даже в долинах не было никакой тени — разве что белая, которую нельзя ни увидеть, ни почувствовать. Пошка-младший все шел и шел, и, казалось, нет конца этому фарфоровому миру. Он изнемогал от усталости. От мучительной жажды распух язык. Пошка протащился еще несколько шагов, затем силы покинули его, и он опустился на землю.

«Удел исследователя», — подумал Пошка и закрыл глаза.

Но тут над ним раздался голос:

— Господин Пошка, если не ошибаюсь?

Когда он пришел в себя, голова его покоилась на коленях у Генриетты, а обезьяна Гайалорд лила ему в рот кофе из жестяной кружечки. Окружающий ландшафт уже не казался таким устрашающе белым, а когда он внимательно присмотрелся, то заметил, что белое пятно, начиная от их лагеря, постепенно окрашивается, пока небо вновь не стало голубым, трава зеленой и вся местность вокруг веселой и красочной.

— Она открыта, — пояснила Генриетта.

Пошка-младший вскочил на ноги, но лишь затем, чтобы тут же упасть на колени.

— Ты спасла меня, — сказал он Генриетте, — и теперь моя жизнь навсегда принадлежит тебе. А кроме того, я тебя очень и очень люблю.

Слушая эту трогательную речь, обезьяна так расчувствовалась, что слезы закапали у нее из глаз в кружечку с кофе.

Потом все вместе ушли и стали играть в другую игру.

— Пошка-младший говорит, что любит меня, — сказала Генриетта дядюшке Титусу за ужином, — но я для любви слишком взрослая; эти мальчишки очень долго остаются маленькими.

Когда была досказана и эта история, слово взяла полная женщина, которую звали Якоба.

— Пытливый ум человека, — сказала она, — устраняет не только «белые пятна» на географических картах, но и белые пятна в собственной душе, заполняя ее все бо́льшим запасом знаний.

— Я знаю все, — сказал на это Пиль.

— Все? — воскликнули его узники.

— Все необходимое, чтобы сделать из шестерых таких, как вы, котлету, — продолжал Пиль и так обрадовался собственной шутке, что от смеха чуть не повалился навзничь.

— Вам очень пошло бы на пользу посещение нашей деревенской академии, — сказала Якоба.

И чтобы дать Пилю представление о том, чему и как там обучают, опершись плечом о решетку, приятным голосом рассказала историю

В Гольхаузенской академии состоялся творческий вечер одного писателя. Экскаваторщик Пошка председательствовал, и зал был набит до отказа. Писателя звали Джеймс Крюс [2] Джеймс Крюс, известный современный детский писатель, автор многих увлекательных книг (одна из них, «Тим Талер, или Проданный смех», переведена на русский язык), родился на острове Гельголанд. . Это был блондин с румяным симпатичным лицом; он уселся на крышку парты и, не тратя времени на длинное предисловие, прочел новеллу собственного сочинения. В новелле рассказывалось о двух капитанах, капитане Шветье и капитане Дадо. В один прекрасный день они будто бы продали свои корабли «Лорд Нельсон» и «Цикаду», на полученные деньги сторговали себе новое, большое судно «Океаниду» и уговорились командовать им по очереди. Но тут возникло непредвиденное затруднение. Дело в том, что у капитана Шветье была очень сварливая жена, Роза, и бедняга не хотел оставаться дома, когда кораблем командовал капитан Дадо. Так получилось, что капитан Шветье отправлялся в море и в рейсы капитана Дадо, и тогда на борту «Океаниды» оказывалось сразу два капит…

— Простите, пожалуйста, — перебил его экскаваторщик Пошка, — вы что ж, все это из головы выдумали?

— Разумеется, — ответил писатель.

— Я и сам немного сочиняю, — сказал Пошка, — но всегда строго по науке, точно так, как происходит в действительности. Мне никогда не удается ничего выдумать. У нас тут принято отвечать на вопросы. Так вот, может, вы объясните нам, откуда у вас столько выдумки?

— Все оттого, — пояснил писатель, — что я родился на очень маленьком островке. На этом островке вообще почти ничего нет: ни улиц, ни автомобилей, ни коров; поэтому я с самого детства привык все выдумывать.

— Неужели остров так мал? — изумился экскаваторщик.

— Непомерно мал. Сейчас вы сами убедитесь. Я захватил его с собой. — Он открыл портфель, вынул оттуда остров и положил его на пол.

Остров имел форму удлиненного треугольника и по краям был расписан белыми, красными и зелеными полосами, как украшенный глазурью торт.

Все принялись его рассматривать.

— И вы родились на нем? — воскликнул Пошка-младший. — Он же такой маленький!