Народные сказки - Волга родная: Сказки народов Башкирии, Татарии и Чувашии

Заметался Умырзак в поисках обратной дороги, но дороги такой нигде не было. Черные плоские камни отвесно поднимались ввысь, и горе поэтому дали название Кая-тау (Гора-скала).

Три дня и три ночи без еды и воды пробыл Умырзак на вершине той горы. Вдруг снова появились два тех самых огромных беркута, неся с собой волка. Они растерзали свою добычу и стали её пожирать. Вот тогда Умырзака и осенило: он вынул из кармана ножичек и бросился на орлов. Те в испуге улетели, а Умырзак быстренько освежевал волка, выковырял его глаза, а сам забрался под шкуру, аккуратно в неё завернувшись.

Вскоре беркуты вернулись вновь. Увидев, что человека нет, стали терзать шкуру волка. Тогда Умырзак осторожно высунул руку из-под шкуры и крепко ухватился за ноги беркутов — в каждой ладони по одной ноге обоих беркутов. Беркуты издали испуганный клекот и взлетели в воздух. Но Умырзак не выпустил их ноги, летел вместе с ними.

Поняв, что от ухватившегося за них человека ни за что не избавиться, птицы вынуждены были опуститься на одно возвышенное место в подножии гор. И тогда Умырзак разжал свои руки. Испуганные птицы тут же улетели обратно, а оказавшийся на воле Умырзак радостно воскликнул: «Мы теперь научились — ирендык!» С тех самых пор гору ту стали называть Ирендык [41] Ирендык — название горного хребта, расположенного в юго-восточной Башкирии и образующего водораздел между рекой Уралом и её правым притоком Сакмаром (башкирское название — Хакмар). .»

Спустился Умырзак с Ирендыкских гор и опять пошел по аулам, подыскивая подходящую работу. И вот снова встречается ему тот самый бай.

— Не возьмёшь ли к себе слугой или пастухом, дядя бай? — спросил он у него.

Бай его не узнал. Во-первых, Умырзак весь оброс бородой, во-вторых бай никак не предполагал, что бывший его батрак может выжить. Разве он первая или последняя его жертва!

— Что ж, мне нужен подходящий слуга, — сказал бай и повёл его к себе домой.

Три дня прошло, пять дней прошло, а там и семь дней минуло, а бай, как и в тот раз, всё не поручает

Умырзаку никакого дела. На восьмой день Умырзак сам обратился к хозяину.

— Надоело бездельничать, дядя бай, — сказал он. — Не дашь ли какую работу?

— Будет работа, — ответил бай коротко.

— И он велел Умырзаку пойти к стаду, зарезать бурого телка, освежевать его и принести шкуру. Когда Умырзак выполнил его приказ, бай велел принести три мешка из крапивы. А потом, как и в прошлый раз, они запрягли лошадь в телегу, положили в неё шкуру и мешки и поехали в горы.

Когда добрались до склона Кая-тау, всё повторилось: бай велел снять шкуру с телеги и положить её, на землю, а самому Умырзаку завернуться в неё как следует.

— Не понимаю, что надо делать, — говорит Умырзак. — Может быть, ты вначале покажешь, дядя бай?

— Тут нет ничего непонятного, — отвечает сердито бай, — вот как надо делать! — И лёг на шкуру, завернувшись ею со всех сторон. А Умырзаку только того и надо было — он моментально скрутил бая веревками, а сам отошел в сторонку и стал наблюдать, что произойдет.

— Эй, что ты делаешь, сынок? Выпусти меня из шкуры! — жалобно стал молить его бай, но Умырзак только посмеивался в усы.

А потом прилетели два беркута, подняли бая в шкуре, приняв его за теленка, и унесли на вершину Кая-тау. Там они разодрали шкуру и, увидев человека, испугались и улетели. Увидев, что бай встал на ноги, Умырзак закричал ему снизу:

— Эй, бай! Чего ты смотришь? Бросай вниз слитки золота и серебра да драгоценные камни! Работай так же быстро, как и я!

Тут только догадался бай, что это был за человек.

— Умырзак, сыночек дорогой! Скажи, как ты сумел отсюда сойти? Научи меня, пожалуйста!

— Не разговаривай там много, бросай сюда сокровища! Когда наполню все три мешка, научу тебя, как оттуда сойти вниз, — отвечает ему Умырзак.

Бай стал бросать ему сверху золото, серебро да драгоценные камни, а Умырзак заполнял ими мешки. Когда мешки были заполнены доверху, Умырзак взвалил их на телегу, крепко завязал и крикнул, глядя в сторону бая:

— Эй, бай! Посмотри внимательнее по сторонам: там лежат жертвы твоего коварства — кости погубленных тобою людей.

У них ты и спроси, как спуститься с горы!

Сказав это, он сел в телегу и поехал в свой аул, к матери.

Сколько ни кричал бай; сколько ни слал проклятии, никто не слышал его голоса. И только на гребне той же горы сидели два беркута, ожидая, когда бай вконец обессилеет и свалится на месте.

В стародавние времена за семью лесами, словно черное пятно на белом, жил, говорят, злой и коварный хан. И была у того хана привычка — еженедельно брить голову наголо. И для этого дела каждую неделю приглашал он молодого джигита. Но ни один из них но возвращался обратно: едва те сбривали ему голову, как хан велел снести им голову. Вся округа жила в страхе, не зная, как противостоять этим проделкам хана. И никто не мог перечить злой воле хана.

В тех местах, за семью лесами, жили-были старик со старухой, которые пробавлялись чем могли. И было у них трое сыновей-джигитов. Сначала хан велел прибыть старшему из братьев — тот, как и все другие, не вернулся обратно в отчий дом. Через неделю пришла очередь среднему из сыновей. Он тоже не воротился обратно. Наконец дошел черед и до младшего из сыновей.

Старик со старухой не едят: и не пьют от горя. Все, что было в доме съестного, забрали с собой старшие из сыновей, так что младшему и дать-то было нечего. Но мать есть мать, придумала она, что дать младшему сыну в дорогу: замесила лопушиную муку в своем молоке и испекла из того теста лепешку. Положил джигит ту лепешку в свою котомку и вышел в путь-дорогу.

Поднявшись на вершину Ирендыка, он последний раз оглянулся назад, чтобы увидеть места, где он родился и вырос… Душа его сжалась от волнения и печали. Глядел он на холодные и прозрачные ручьи на шумные леса, на тихую гряду Ирендыкских гор и сам не заметил, как запел полным голосом.

Одолев высокие горы, пройдя сквозь густые леса, одолев вброд глубокие реки, добрался он наконец до дворца хана. Слуги хана тут же привели ей к хозяину.

Тот вручил джигиту острый нож и велел наголо обрить свою голову.

Стоило хану снять с головы свою корону, как замер в изумлении джигит: на макушке ханской головы возвышался козлиный рог!

И всё же он не растерялся — аккуратно и споро побрил голову хана. Когда дело было сделано, хан сказал джигиту:

— Ты подожди здесь, — и вышел в другую комнату.

Джигит был голоден с дороги. Недолго думая, он вынул из котомки свою лепешку и принялся её есть. В это самое время появился хан. Он был не только коварен, но и жаден, поэтому, увидев в руках джигита странную лепешку, сразу подумал: «А ведь я никогда в жизни не пробовал таких лепешек, надо бы хоть отведать кусочек».