Виктор Викторов - Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 10

А. Михайлов. «Могучая кучка» (Балакиревский кружок).

То, что сочинено, должно быть исполнено. Нужно постоянно знакомить публику с новыми произведениями молодых музыкантов. Но как? Доступ в концерты, организуемые императорским Русским музыкальным обществом, практически невозможен. Тогда рождается идея создать новое концертное учреждение. Впрочем, оно будет не столько концертным, сколько учебным. Это будет Бесплатная музыкальная школа — первое общедоступное музыкальное учебное заведение в России. Весь процесс обучения здесь будет новым. Балакирев мечтает освободить его от всякой школьной схоластики и рутины. Для этого нужно связать обучение с концертными выступлениями учащихся, с живой исполнительской практикой. Это даст вместе с тем возможность исполнять произведения молодых русских композиторов, которым так трудно проложить дорогу на концертную эстраду. Балакирев находит поддержку и помощь у своих друзей. Они берут на себя огромную педагогическую работу в школе. Хормейстер Ломакин становится руководителем хора.

В 1862 году Бесплатная музыкальная школа принимает в свои стены первых учеников. В этом же сезоне она дает первый концерт, и Балакирев выступает в качестве дирижера симфонического оркестра.

Может ли жизнь быть более насыщенной, более напряженной?! Но у Балакирева есть еще нечто самое главное, самое сокровенное — его творчество. Трудно понять, когда он успевает писать. Но именно в эти годы появляется увертюра «1000 лет», симфоническая поэма «Чехия». В это же время сочиняет он Увертюру на три русские темы.

В. Фаворский. Фрагмент иллюстрации к «Слову о полку Игореве».

...Бескрайняя ширь русских просторов, песня, парящая где-то над ними. И вдруг среди этого приволья — лихая пляска. Она — словно взрыв молодецкой силы, словно всплеск дерзкой, безудержной народной удали. Фольклорные мелодии, которые лежат в основе произведения, поданы любовно, разработаны тщательно и тонко. Балакирев идет по пути, проложенному Глинкой его знаменитой «Камаринской». Оркестровая пьеса рисует жанровую сцену, но через нее раскрывается характер народа — могучий, привольный. А рядом — драматическая увертюра из музыки к шекспировскому «Королю Лиру». В сменяющих друг друга эпизодах проходят почти зрительно воспринимаемые образы: трагически одинокий Лир, отрекшиеся от него дочери, любящая верная дочь Корделия, мудрый шут, не покидающий короля даже в изгнании. Балакирев мыслил в музыке конкретными, почти видимыми образами — недаром давал он своим произведениям программные названия.

Он пишет блестящие концертные пьесы для фортепиано и романсы, проникнутые теплотой интимного чувства. Впрочем, даже в этот лирический жанр вводит Балакирев новые мотивы — свободолюбия, народной фантастики. Он пишет музыку русскую и восточную, навеянную образами Кавказа...

И вдруг все обрывается. Прежний Балакирев исчезает. Он порывает с друзьями круто, решительно, порывает с музыкой. Он находит себе скромную должность чиновника на Варшавской железной дороге. До неузнаваемости меняется весь его облик. Еще недавно атеист, он становится религиозным до фанатизма. К нему является гадалка, сеансы которой доводят его до состояния невменяемости, до галлюцинаций. Ничего не остается от его былых бунтарских настроений. Теперь он придерживается официальных монархических взглядов, исповедует крайний национализм. Всегда общительный, он становится замкнутым, нелюдимым. Метаморфоза эта потрясла его друзей, у одних вызвала горечь, у других — возмущение. Откуда этот внезапный слом? Что случилось с человеком?

Но был ли этот слом так уж внезапен? Кризис подготавливался постепенно. Никто из окружающих Балакирева людей не сумел разглядеть сложные глубинные процессы, которые незаметно подтачивали его психику и в конце концов его сломали. Все сплелось в сложный клубок. Бесконечные трудности с Бесплатной музыкальной школой. Если она еще продолжала существовать, то только благодаря нечеловеческим усилиям Балакирева. Но и он не всемогущ. В 1870 году наступает полный финансовый крах. Впрочем, Балакирев сознает, что это крах не только финансовый. Это крушение тех иллюзий, которыми он жил, иллюзий о возможном скором обновлении всей художественной жизни России. Вокруг него была глухая стена.

Но ведь у Балакирева были товарищи, друзья, у него был кружок — любимое детище? Балакирев чувствует, как распадаются когда-то крепкие связи. Он не может понять причины. Или не хочет? А ведь это так просто. Его ученики выросли, возмужали. Могли ли они по-прежнему терпеть его отеческую опеку? Они вместе вырабатывали творческие принципы, методы письма. Но ведь у каждого из них был свой голос, сильный и неповторимый. Они уже не могли, как прежде, в угоду балакиревскому вкусу вымарывать целые страницы своей музыки, не могли с трепетом внимать каждому его замечанию, каждому его слову. Балакирев не хотел этого понять. Ему было ясно одно: кружок гибнет, друзья изменили их общему делу.

Ну, а его собственное творчество? Наступило время оглянуться назад. Им немало написано, но чувствует ли он настоящую творческую удовлетворенность? Нет. Балакирев снова и снова произносит про себя это «нет». Постоянная занятость самыми разнообразными делами... И все-таки причина не только в этом. Причина в нем самом. Острое критическое чувство, вечные сомнения в достоинствах написанного замедляли творчество. Он видел: товарищи по кружку творчески его обогнали. Он, щедро раздававший им художественные идеи, теперь оказался в положении учителя, не нужного своим ученикам. Болезненно самолюбивый, властный, Балакирев не смог с этим смириться никогда. «До самой смерти говорил он, что только то, что мы писали под его крылышком, было хорошо», — вспоминал о нем позже Кюи.

Это был полный жизненный крах. Смерть отца послужила последним толчком. Нервно-восприимчивая психика Балакирева не смогла вынести удара.

Долгие годы проводит он в добровольной изоляции. И все-таки это не могло продолжаться вечно. Ведь в нем никогда не умирал большой музыкант. Настойчивые усилия друзей постепенно возвращают Балакирева к творчеству. С огромным трудом уговорили они Балакирева взяться за редактирование рукописей Глинки, которые они готовили к изданию. Сестра покойного композитора, Людмила Ивановна Шестакова, к этому времени уже старушка, на коленях умоляла его не отказываться от работы. И он не выдержал. А начав работать, уже не мог уйти от музыки.