Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Ты хоть что-то помнишь, Додо? Ты застыл совсем, я так боялась, что с тобой что-то случится!

– Ты боялась? Правда? – Мальчишка провел по лицу руками, пытаясь смахнуть с него улыбку. – Эйви, последнее, что я помню… Я… Ну, ты стояла рядом, а потом я потянулся к тебе… И… – Додо подскочил на месте, видимо, вспомнив, что решился поцеловать Эйверин. – В общем, я ничего не помню, Эйви! А очнулся я уже здесь, на твердой кровати! Там на полу еще спит усатый господин.

– Мистер Дьяре уступил тебе свою кровать? – Девочка удивленно вскинула бровь. – Он хороший человек, Додо. Он принес тебя сюда, он тебя спас.

– Ой, тогда мне нужно поблагодарить его, правда, Эйви?! – Мальчишка схватился за дверную ручку. – Я прямо сейчас пойду и…

Эйверин хмыкнула и взяла друга за теплую ладонь.

– Ночь на дворе, Додо. Иди спи дальше. Поблагодаришь, когда он сможет выспаться.

– Но мои родители…

– Эй, молодежь! – Мистер Дьяре выглянул из комнаты, сонно щурясь и пытаясь пригладить торчащие во все стороны волосы. Одна бровь его стала мохнатой и распушилась чуть ли не на половину лба, а на щеке крупными вмятинами проступали следы от ворсистого ковра.

– Простите, мистер Дьяре. – Эйверин не могла скрыть улыбки. – Додо очнулся, я пыталась объяснить ему…

– Караулила под дверью, значит? Не доверяешь мне, Крысенок? – Мистер Дьяре фыркнул в усы и дернул за рычажок на стене. В каморке зажегся свет, и мужчина отошел от прохода. – Давайте ко мне. Разбудите еще Бэрри…

Эйви и Додо послушно юркнули в комнату. Эйверин с большим интересом рассматривала ее обстановку: нужно же понять, как живут колдуны. Комната и впрямь оказалась необычной: стены выложены разноцветными деревянными ромбиками, люстра из синего стекла, пожалуй, слишком большая для такого маленького помещения, занимала чуть ли не половину потолка. На широком столе из красного дерева стояли склянки разных форм и размеров, но не со снадобьями и ядами, как ожидала девочка, а со всевозможными красками. На столешнице покоился еще незавершенный рисунок: только большие добрые глаза да белокурые волосы были на нем, но Эйверин без труда узнала госпожу Кватерляйн. Заметив взгляд девочки, мистер Дьяре быстро свернул еще не до конца высохший рисунок и убрал его в один из ящиков стола.

– Так, молодежь… Что ж с вами делать… – Мужчина задумчиво почесал усы. – В общем, Крысенок, давай на кровать, и не спорь, завтра долгий день, тебе надо поспать. Ну, а вам, молодой человек, придется довольствоваться моим соседством на этом мягком ковре. Ни лишнего матраца, ни даже одеяла у меня нет, ясно? Подушку можете взять у Крысенка, думаю, две ей ни к чему. Ах, да, я храплю. Ужасно храплю.

Эйверин, улыбаясь, забралась на кровать. Она подумала о том, что госпожа Кватерляйн и мистер Дьяре – идеальная пара. Они и по отдельности, как оказалось, хороши, но вместе, наверное, они составляют нечто новое. Настолько прекрасное, что Сорок Восьмой город этого недостоин.

– Мистер Дьяре, но мои родители… – потупившись, сказал Додо. – Они и не знают, где я.

Колдун внезапно посерьезнел, добродушное выражение мигом сошло с его лица. Он дернул позолоченный рычаг на стене, и в комнате воцарилась тьма.

– Вы отсюда не уйдете, молодой человек, пока я вам этого не позволю, – таким тоном, что не возникало никакого желания ослушаться, сказал мужчина и начал устраиваться на полу.

Он уснул очень скоро, а Эйверин все прислушивалась к его храпу и мерному сопению Додо. Она не могла поверить в то, что на смену девяти годам мучительного ожидания наконец-то пришли какие-никакие, но приключения. Пусть порой пугающие, но дающие надежду. Эйви вспомнила о маме и ее колыбельных. И об отце, который слушал тихие песни, прислонившись к стене детской. Они были хорошей семьей. Настоящей, крепкой.

Эйверин судорожно вздохнула, вспоминая, как однажды утром их дом оказался пуст и холоден. Сколько лет она билась над этой загадкой, но так и не поняла, куда могла деться мама.

– Эйви, ты не спишь? – послышался голос снизу. Додо тихо переполз поближе к девочке.

Девочка свесилась с кровати и прошептала:

– Спи, Додо.

– Ты очень красивая с короткими волосами, Эйви. И с длинными ты тоже была красивой. Потому что ты просто красивая, волосы тут ни при чем совсем. – Мальчик сглотнул, голос его дрожал. – Я думал, что по-настоящему влюбиться нельзя. Вон, папа с мамой сколько живут вместе, у них даже есть дети… А я спросил у папы про тепло вот здесь. – Додо коснулся рукой груди. – А он говорит, что бывало у него такое, только когда он крепко заболел. Потом я к маме пошел, а она сказала, что у нее там холодно. Это больно немного, знаешь? Осознавать, что родители вместе, но не любят друг друга. Они как будто нам врут, только непонятно еще, кого они обмануть пытаются.

– А мои родители пели песни, обнимались. Иногда еще дрались подушками и часто играли в снежки. Я думаю, если бы я спросила их о тепле в груди, они бы оба ответили, что там у них горячо. – Эйви улыбалась, но в горле почему-то заскребло, а губы затряслись.

– Ты скучаешь по ним? – Додо сел, и глаза его оказались на уровне кровати.

Эйверин посмотрела на добродушное лицо друга, крепко сжала зубы и даже зажмурилась, почувствовав, что сдается. Она на выдохе шепнула:

– Очень.

И слово это, подобно кирке, которой отец ее разбивал камень, вонзилось в стену, что она вокруг себя возводила. Долгие годы Эйверин запрещала себе скорбеть, запрещала скучать по родителям, плакать, запрещала вспоминать о былом счастье. Но сейчас по холодной стене прошла паутина трещинок, она надсадно затрещала, а потом вовсе рухнула. Эмоции захлестнули Эйверин, она откинулась на кровати и сжала зубами простыню. По щекам ее потекли крупные слезы.

– Тихо, тихо, Эйви. – Додо прижался лбом ко лбу девочки. Его глаза тоже повлажнели. – Эйви, пожалуйста. Эйви. Я не знаю, что у тебя случилось, как ты сюда попала. Но госпожа Кватерляйн ведь замечательная, правда? Эйви, все еще может быть хорошо.

Эйверин рывками втянула в себя воздух и просипела:

– Мне так надоело быть одной, Додо. Понимаешь? Всегда и везде, всегда и везде. Мама пела мне, что всегда будет рядом, – девочка яростно отерла слезы о подушку, – но где она сейчас? Почему я никогда не чувствую, что она рядом?! Понимаешь, Додо?! Я одна, я всегда одна!

– Ты не одна, Эйви! Не одна! – Додо поцеловал лоб девочки мокрыми горячими губами. – Я тебя так сильно люблю, что точно не оставлю!

Эйверин замолчала и резко отскочила к спинке кровати. Она смотрела на Додо дико и испуганно.

– У тебя очень красивые глаза, Эйви. – Додо ласково улыбнулся. – Пусть и черные. А теперь спи, пожалуйста. И забудь, что я сказал, хорошо?

Эйверин коротко кивнула и забралась под одеяло с головой: так она делала с самого раннего детства, когда ей становилось страшно. Додо улегся рядом с кроватью и засопел.