Эльс Бэйртен - Беги и живи [litres]

Линда так и сидела на окне. Рози стояла рядом с ней и опиралась на нее. Слишком близко, подумала я.

Обо мне они напрочь забыли. А ведь это у меня сегодня день рождения. У меня были липкие от пота руки, я решила вытереть их об одежду, но вдруг что-то зацепилось за футболку. Кольцо. Я совсем о нем забыла.

Камень был сине-зеленым.

– Смотрите! – воскликнула я. – Оно изменилось!

– Как красиво! – сказала Рози.

– Можно я тоже попробую? – спросила Линда.

Я колебалась. Сейчас мне как раз не хотелось его снимать, сейчас, когда случилось маленькое чудо: кольцо может чувствовать.

– Ну Нор, на чуть-чуть. А потом я вам все расскажу.

– Дай ей, Нор, – сказала Рози.

И я дала Линде кольцо. Потому что они так упрашивали.

И Линда нам все рассказала. У нее месячные, сказала она. Что-то про кровь и все такое. И что с этого момента все становится по-другому. Я не поверила ни одному ее слову.

– А теперь верни мне мое кольцо.

– Можно к вам?

– Опять он, – вздохнула Рози. – Только если у тебя есть подарок! – крикнула она в окно.

– Есть, – крикнул Маттиа в ответ.

Я посмотрела в окно и увидела, как он быстро залезает наверх. Из рюкзака он достал сверток.

Я сорвала бумагу. Под ней оказалось круглое зеркало со специальным крючком, чтобы вешать на стену.

– Так нечестно, – сказала Рози. – Мне ты еще никогда не дарил подарков, а ведь я твоя сестра.

Он пожал плечами.

– Надеюсь, тебе нравится, – сказал он мне.

Я кивнула. Хотела что-нибудь сказать, но не нашла слов. Повернулась к Линде, стоявшей у двери.

– Красиво, да? – спросила я у нее.

Линда не ответила на мой вопрос.

– Значит, мне надо уходить, – вздохнула она. – Нор, я не могу здесь оставаться.

– Тогда иди, – сказала я.

Линда слегка распрямила плечи.

– Ну что ж, ничего не поделаешь, – сказала она. – Мама говорит, теперь все будет по-другому.

И спустилась.

– Что это с ней? – спросил Маттиа.

– Тебя это не касается, – ответила Рози.

Маттиа взял себе еще один сэндвич, а я стала искать подходящее место для зеркала. Рози свесилась из окна.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Маттиа со вздохом.

И мы остались одни.

– Ты в него влюбилась. Так и скажи!

Я еще никогда не влюблялась. Откуда же мне знать, как это? Еще надо выяснить, понравится мне или нет.

Я улыбаюсь этим воспоминаниям. Домик был великолепный, это правда. А Маттиа прямо из кожи вон лез в тот день. Мы вдруг перестали быть для него глупенькими.

Влюбился ли он в меня уже тогда? Да нет. В тот день он мог точно так же влюбиться в Линду, если бы ей подарили домик на дереве.

Колющая боль в боку. А еще столько километров впереди. Только не паниковать. До сих пор такая боль всегда проходила сама по себе. Всегда-всегда.

Сегодня я не хочу думать о Линде. Сегодня я хочу только бежать, мне и так сложно. Но я не могу поделить свои мысли на две части – тут приятные, а тут нет, – и одним махом взять и стереть все неприятные начисто.

Может, на один день и получилось бы.

Но Линда присутствует во всех моих мыслях и во всех воспоминаниях.

Боже мой, как же я пробегу этот марафон, если буду все время нервничать?

Прекращай, Нор. Следуй за дыханием, направь свое внимание на то, как легко ты бежишь. И тогда мысли растворятся. Скоро, когда станет по-настоящему трудно, голова опустеет сама по себе.

Но я не хочу бежать с пустой головой. Я – это мои мысли, мои воспоминания, мои чувства. Я же сама это знаю. Ведь это происходит со мной каждый день.

Но почему же именно сейчас все люди из прошлого так настойчиво возвращаются ко мне, как будто я в первый раз встречаюсь с ними в своей голове и в своем теле и должна каждому заново найти его место, уже в тысячу пятисотый раз?

Это когда-нибудь кончится?

В ночь перед моим шестнадцатым днем рождения мне приснился сон.

Как будто мне должны перерезать голосовые связки. Врачи говорят, что по какой-то непонятной причине мне так будет лучше. Я еду в больницу. Там я лежу на операционном столе, и мне дают наркоз. Надо мной наклоняется доктор с большими щипцами. И вдруг у меня начинается паника. Так нельзя. Я потеряю голос. Мне придется научиться говорить по-другому, и меня никто не узнает.

Я проснулась с ощущением, будто это не сон, а все так и было на самом деле.

Утром я встала с тяжелой головой. Всем сказала, что плохо спала. Снились всякие кошмары. Выдержала испытывающий взгляд мамы и немой вопрос папы.

Я спустилась вниз в своих новых красных штанах. Зои заколола мне шпильками волосы наверх, и, когда мы шли к машине, папа сказал, что я отлично выгляжу. И что я повзрослела. В последнее время он часто говорил что-то подобное.

Куда мы едем, он не признавался, но, судя по тому, что мы повернули в сторону города Генк, – скорее всего, в Бокрейк. Как и последние пять лет на мой день рождения.

– Надеюсь, мы не в Бокрейк, – усмехнулась я.

– Нет-нет, – ответил папа. – Мы едем в другое место. Намного дальше.

– В Америку, – предложила я.

– Еще дальше.

– На Луну.

– Еще дальше.

Тут я замолчала, потому что поняла, что все-таки мы едем в Бокрейк.

В машине было тесно. Тео, как самого младшего, посадили в середину, и ему пришлось терпеть. Когда у кого-то день рождения, всем приходится что-то терпеть, кроме именинника. Имениннику можно выбирать.

Есть ли у меня выбор?

Тогда я выбрала бы домик на дереве и чтобы там были Рози и Маттиа. И Линда.

Мы вышли из машины. Зои взяла меня под руку. Мне хотелось ее оттолкнуть, но я не стала, а шла и слушала, что она рассказывает. У нее была целая куча историй. Может, она их специально приберегла на сегодня? Или они ей прямо сейчас приходили на ум? Я все время молчала.

Я делала все то же, что остальные: сидела на пикнике, потом бегала вместе с Тео по детской площадке, потом гуляла вокруг прудов, а потом села вместе со всеми в машину, чтобы ехать домой. И я держалась, не подпускала мысли, которые лезли мне в голову. Но, когда мы доехали до нашей улицы, где дома, а за домами – лес, а в лесу – такие места, где могут умирать дети, мысли все равно меня обступили и от них уже можно было сойти с ума.

В гараже я надела свои кроссовки.

– Хочу пробежаться, – сообщила я всем.

– Хочешь, я с тобой? – спросила Зои.

Я пожала плечами, надеясь, что она догадается.

Она догадалась.

– Ах да! За мной ведь скоро приедут.

Я сказала ей спасибо за то, что она осталась у меня ночевать. Мама сказала, что невежливо уходить, пока за Зои еще не приехали родители, но мне было уже не до этого.

– Мне надо побегать, – сказала я маме, – извини.

Мама нехотя кивнула.

– Иди, – сказала она. – Но так нельзя.

А когда почти сходишь с ума – можно? Когда твои мысли все время устремляются в одно и то же русло, всплывают одни и те же образы, одни и те же вопросы, а тебе ужасно страшно, что они накроют тебя целиком, и так и происходит, они увлекают тебя за собой, и тебя начинает трясти от страха, ты потеешь и чувствуешь, что сердце колотится чаще ста тридцати ударов в минуту. Мама это понимает?