Борис Камов - Сумка Гайдара

В этих выражениях было доложено командующему, который велел послать шифровку о разгроме отряда «наверх», как доказательство решительности мер, принятых после гибели несчастного коменданта Переяслава.

Отложив беседу с заместителем до утра, майор незаметно, по-английски, покинул зал: он не хотел прерывать торжества.

Районный староста не дождался ответа — его разъединили. Изнывая от подозрений и страха, он метался по своему кабинету, не зная, что предпринять. И когда ему позвонил майор, Костенко был уже так измучен, что отвечал торопливо и невпопад.

У майора сложилось впечатление, что староста боится мести партизан и хотел бы для острастки прочесать лес. И начальник гарнизона разозлился на эту «славянскую свинью», которая испортила ему праздник.

Однако майор помнил жесткое правило, которое им долбили в офицерском училище: внимательно относиться даже к сомнительным разведданным. И он велел спросить на всякий случай у старосты, можно ли переговорить с его секретным сотрудником.

А «секретный сотрудник» в это время замерзал. Тепло и решительность, которые он на время почерпнул из бутылки со шнапсом, внезапно иссякли. И Глазастый отчетливо понял, что погиб, что во хмелю занес ногу над пропастью.

Оглушительный звонок наполнил комнату. Сильный неожиданный звук на короткое время парализовал полицая. И телефон прозвенел еще несколько раз, пока Глазастый снял трубку.

— Алло, алло! Как вас там, — услышал он властно-небрежный голос. — Господин майор поручил мне задать несколько вопросов.

Но Глазастому от холода и страха уже было все равно. И он отрешенным голосом поведал о том, как ужинал с жинкой, услышал шаги, увидел пятерых с мешками и догадался, что табор у них в Прохоровском лесу.

И когда майор поинтересовался, почему же все-таки он решил, что это партизаны, Глазастый опять вспомнил высокого:

— Я вроде чул, что вин письменник.

— Минуточку! — прервал Глазастого переводчик.

Переводчик был важным и осведомленным лицом. Он участвовал во всех серьезных допросах, переводил гестаповцу и майору показания дезертира Погорелова, который тоже упоминал «корреспондента и письменника».

Переводчик сразу оценил серьезность сообщения. Если будет схвачен опасный террорист, многие заработают себе на этом повышения и награды.

Оценил сообщение и майор. В душе немного обиженный скромностью врученного ему днем ордена, майор понимал, что тайный осведомитель посылает ему давно желанный Железный крест. И начальник гарнизона велел спросить у смышленого мужичка его фамилию.

Майор отпустил переводчика, сел в глубокое кресло и задумался. Допустим, эти пятеро только интенданты. Как же узнать, сколько всего партизан в лесу и где они прячутся?..

Поручить смышленому мужичку?.. Но переводчик говорит, что он туповат. Районному старосте?.. Но после того, как партизаны его чуть не повесили, он бледнеет при одном только слове «лес». Значит, нужно посадить на грузовики солдат и устроить засаду самому.

Но прежде чем объявить тревогу, майор отдернул штору. За шторой оказалась подробнейшая карта. Он легко нашел на ней Лепляву, насыпь и будку. До Леплявы сорок пять километров. Дороги после дождей подмерзли, но даже днем грузовики ползут по выбоинам не быстрее двадцати километров в час. А ночью — в лучшем случае пятнадцать. Три часа чистого пути, тридцать минут на сборы, тридцать на непредвиденное — уже четыре часа. Но до самой Леплявы ехать нельзя: спугнет шум моторов. Выгрузиться надо километров за пять до деревни — еще минут сорок. Сейчас три четверти двенадцатого. У будки возле насыпи солдаты смогут быть не раньше половины пятого.

Майор взял листок: осведомитель донес, что партизаны появились возле насыпи примерно в двадцать один час. Если эти пятеро взяли еду у крестьян в том же селе, то они давно успели вернуться.

Но если прав осведомитель, который утверждает, что пятеро шли в старый лагерь, где у них секретные склады (Этот полицай знает больше, чем рассказывает!), то по Лепляве им идти полтора километра, от Леплявы до разгромленного лагеря — восемь. В оба конца — девятнадцать. При средней скорости пять километров — это четыре часа. Час на непредвиденное. Час на отдых. Итого — шесть часов.

Если они появились в Лепляве в девять вечера, то обратно возле той же тропы будут в три утра. Предположим, что с грузом дорога займет у них лишний час. Значит, в четыре. Майор посмотрел на свои часы. Все срывалось. Он не успевал. Стрелки показывали полночь.

Начальник гарнизона выглянул в приемную, попросил лейтенанта приготовить ему кофе. Никогда еще быстрота и четкость ума не были ему так нужны, как теперь.

Лейтенант молча поставил чашечку и вышел. Майор стал физически ощущать утекающее время. Можно посадить солдат в легковые машины. Это подарит час, но не спасет положения. Четыре машины. Двадцать солдат. Этого достаточно для засады в квартире, но не в лесу.

После беседы с мужичком майору подумалось: удача сама идет в руки. А расчет показывал: он проигрывал поединок с партизанами второй раз.

Майор снова мельком взглянул на карту. Настольная лампа чуть приметно высветила кружок вокруг деревушки с церковью. Поселок назывался Хоцки.

— Рота! В Хоцках жандармская рота!

Как это вылетело из головы?! У партизан, пока их не заставили уйти из Леплявского леса, было излюбленное место засад: шоссе Золотоноша — Переяслав. Чаще всего они нападали на автомашины под Хоцками: лес там близко подходит к дороге. Вот почему в эту деревню для охраны трассы и была направлена рота полевой жандармерии.

Майор снова взял циркуль. От Хоцек до Леплявы — мимо разгромленного партизанского лагеря — шестнадцать километров. На всякие лесные зигзаги — еще два. Полевая жандармерия — это не трусоватые полицаи. Жандармы — это асы облав и засад. Если они не поленятся, то через три часа смогут отдыхать возле тропы на Прохоровку.

Майор бросил циркуль. Черт побери! Последним приказом рота была передана гарнизону Переяслава. Майор еще не был знаком с новым комендантом. Начинать знакомство ночным звонком было неудобно. Но ничего другого не оставалось.

Дожидаясь, пока его соединят, майор еще успел подумать: «Хорошо, что рота подчинена Переяславу. Если операция увенчается успехом, организовал ее он, майор. Если же она сорвется, то он, майор, все хорошо организовал, но, к сожалению...»

Это была маленькая служебная хитрость, но что поделать, когда живешь в такое сложное время?

Майору ответил низкий, вежливо-раздраженный голос. Однако майор был толковый человек. До армии он преподавал физику в школе. И сумел ясно и коротко обрисовать обстановку.