Борис Камов - Сумка Гайдара

Услышав ночью, как неистово заливается телефон, дед во сне долго не мог понять, что происходит. Затем догадался: ради этого звонка староста и послал его сюда. И когда голос в трубке попросил найти офицера, дед не заподозрил ничего худого. Хлопцы молодые. Наверное, дружки.

Выйдя на свежий воздух, старик ощутил прилив деловой активности. Но сначала он долго шел через пустынный двор машинно-тракторной станции, потом по заброшенной части села. А когда вдоль дороги потянулись жилые дома, стал подряд стучать во все окна, выкрикивая:

— Ахвицер, к телехвону!

В большинстве домов ему попросту не отвечали. В двух или трех на крыльцо выбежали переполошенные хозяева.

— Нету у нас офицера, — говорили они ему. — Только солдаты.

А старик, не удосуживаясь в своем убогом упорстве спросить, а где же он поселился, шел стучать дальше.

В просторной хате с большими пристройками во всех окнах горел свет. Оттуда доносились непривычные звуки губной гармошки. А на крыльце стояли два сильно подвыпивших солдата.

— Ахвицер, аллё, — сказал им дед и поднес ладонь к своему уху.

— Аллё, аллё, — засмеялся солдат в распахнутом кителе, который решил, что старик их почтительно приветствует.

Он поманил деда. И когда тот доверчиво приблизился, солдат неторопливо повернул его к себе спиной и с такой силой ударил тяжелым окованным сапогом пониже спины, что бедный сторож пролетел несколько метров, запутался в полах шубы и грохнулся оземь.

— Батьку бы твоего так! — пробормотал дед, с кряхтеньем поднимаясь и потирая ушибленные места.

Солдаты хохотали.

А сторож отряхнулся, осмотрел рукав — шуба-то казенная. Рукав был цел. Это успокоило старика. И он отправился дальше.

Майор не менял позы. Его ладонь по-прежнему закрывала глаза. И только седеющая голова старого служаки опустилась еще ниже.

Переводчику давно сделалось жарко. С разрешения офицера он снял пальто, распустил галстук и поминутно обтирал отглаженным платком лоб.

— Вы говорите? — каждые две минуты переспрашивала его телефонистка.

— Алло, дедулечка, алло! Или тебя крысы съели?

Дед не отвечал.

Отсутствие прямой связи между Хоцками и Переяславом, длительное сооружение «телефонного моста», бестолковость конторского сторожа и даже полученный им пинок пока что давали выигрыш во времени партизанам.

Пятеро этого еще не знали, как не знали и того, что они обнаружены, что маршрут их разгадан и предполагаемое время их появления возле будки путевого обходчика подсчитано с точностью до одного часа.

В старом лагере партизаны сначала присели отдохнуть. Они одолели пять километров от нового лагеря до Леплявы. Полтора по селу. Восемь от Леплявы до разгромленной базы. Итого, четырнадцать с половиной. Столько же предстояло обратно. Только теперь уже с выкладкой.

Находиться в старом лагере было неприятно. Вздыбленные бревна землянок, раскиданные, разорванные вещи, шелест разбросанных повсюду бумаг — все напоминало о первой большой неудаче отряда.

Передохнув, Гайдар с Абрамовым приблизились к погребу, что был выкопан неподалеку от кухни. Дверь в подземное хранилище была сорвана. Похоже, под нее подложили гранату. Запалив бересту, Гайдар спустился по ступенькам вниз. Разорение было полное. На полу смешались рассыпанные сахар, соль, мука.

К счастью, на этот склад особо не рассчитывали.

Как раз за неделю до боя в отряд сообщили, что в селе Каленики стоит целехонькая неразоренная свиноферма, там разводили поросят какой-то особой породы. И немцы готовились перевезти их в Германию.

Стали думать и гадать, как и на чем доставить свинок в отряд. Кто предлагал выделить для такого дела человек двадцать, кто советовал снарядить несколько подвод, а Гайдар предложил привезти мясо... на машине.

— Но ведь на грузовике тропками не проедешь! — засомневались товарищи. — По дороге нас обнаружат.

— Пусть. Только кому же в голову придет, — усмехнулся Аркадий Петрович, — что партизаны разъезжают по селам на машине?

Подготовили полуторку. За руль сел Игнат Касич. Несколько человек разместились в кузове. Автоматы и винтовки закопали в сене, у ног.

Грузовик неторопливо проехал через райцентр. Партизан приняли за полицаев, и машина благополучно достигла Каленик.

Ферма стояла на отшибе. Обезвредили охранника. И тут операция чуть не провалилась. Живьем свиней ведь не повезешь, а резать тоже нельзя — подымут визг.

— Надо было, друзья, — с укором произнес Аркадий Петрович, — читать повесть Пушкина «Дубровский».

Он приставил пистолет к уху ближайшей свиньи. Раздался негромкий выстрел. И вскоре тяжело груженная полуторка отправилась в обратный путь.

Целую ночь после поездки в Каленики в лагере коптили мясо, солили сало и подвешивали в мешках на деревьях.

За этими-то продуктами теперь и пришли пятеро.

Некоторые мешки Аркадий Петрович подвешивал сам, и он отправился искать «свои» деревья, попросив товарищей разжечь костры. Полицаев и немцев партизаны не опасались. Они полагали, что противник далеко.

С ярким огнем костров дело пошло веселей. Но им не сразу удалось разглядеть три увесистых мешка. Абрамов и Скрыпник, как самые молодые, полезли по стволам наверх, перерезали веревки. Мешки, ломая ветви, грузно ударились о землю. Их содержимое переложили в заплечные сидоры. Тем временем в ведре вскипел чай.

Торопливо жуя ломти ветчины (без хлеба, без картошки) и наспех, по кругу, запивая кипятком из ведра (не было кружек), партизаны быстро покончили с поздним ужином, выплеснули остаток чая на землю, заполнили освободившееся ведро. Помогли друг другу надеть мешки и, разбросав головешки, окинув лагерь прощальным взглядом, двинулись в обратный путь: «Через три часа, думали они, — мы дома...»

Двадцатилетний обер-лейтенант неосторожно хватил за ужином стаканчик русской водки, название которой он любознательно занес в записную книжечку: «Perwatsch».

После тонких, легких вин, к которым офицер привык во Франции, напиток местного производства оказался для него слишком крепок. И теперь, когда многие еще веселились, обер-лейтенант давно по-детски безмятежно спал в отведенной ему избе. Густые вьющиеся волосы его растрепались. И он лежал, подсунув ладошку под ухо. А его денщик, крупный солдат лет сорока, стоял возле постели, сомневаясь, будить офицера или нет.

Дело в том, что обер-лейтенант последнее время совсем мало спал, но в то же время он много раз объяснял денщику, что интересы рейха превыше всего. И денщик легонько толкнул юношу в плечо. Обер-лейтенант поежился, натянул повыше одеяло. Тогда денщик начал его трясти.