Борис Камов - Сумка Гайдара

— Тревога!.. И чтобы через десять минут на площади стояло десять подвод.

Спустя четверть часа на площади в походном облачении выстроились только солдаты. Иные в изрядном подпитии. Среди них были и те двое, что дали пинка сторожу. И те трое, что сопровождали обер-лейтенанта в контору. А подвод не было.

В Хоцках стояла не вся рота, а только взвод, сорок человек. Второй взвод находился в Комаровке, откуда его сейчас невозможно было вызвать.

Подводы старший ефрейтор пригнал еще минут пятнадцать спустя. И обер-лейтенант насчитал их только пять.

На облучках сидели возчики из местных. Обер-лейтенант посмотрел на часы: без десяти два. Добывать остальные подводы не оставалось времени.

В телеги погрузили пулеметы, коробки с лентами, ящики с гранатами. И офицер сказал солдатам:

— Дорога здесь одна. Половина из вас поедет — половина побежит следом. Потом вы поменяетесь.

На каждой подводе уселось четверо. Обер-лейтенант поместился на первой. Сказал пожилому возчику с покалеченной рукой:

— Лепляво! Лепляво! — И нетерпеливо дернул за вожжи.

Так начался этот марафон.

* * *

Партизаны шли гуськом по тропе. Жандармы катили параллельным проселком. Партизанам предстояло одолеть около десяти верст. Жандармам — семнадцать с половиной, но гитлеровцам ускоряли и облегчали путь подводы.

Взвод солдат и пятерка партизан спешили к одному и тому же месту — к узенькой стежке среди болот, которая вела с окраины Леплявы в Прохоровский лес...

Глазастому было велено встретить солдат и отвести их на тропу.

Районному старосте пану Костенко майор приказал не отходить от телефона для возможных консультаций.

В 1.30 майор вызвал из ресторана офицеров и объявил, что в 3.15 гарнизон садится на машины. Пункт назначения — Леплява.

Цель поездки — ликвидация партизан. И посмотрел на своего заместителя. Заместителю сделалось дурно. Не спросив разрешения, он выбежал в туалет.

Из лагеря партизаны вышли бодро, но скоро почувствовали, что быстро идти не могут. Сказывалось общее утомление, тяжесть мешков и даже то, что они впервые за много дней хорошо поели. На ходу дремалось, клонило в сон. Сделали два коротких привала. Уже неподалеку от Леплявы пятеро слышали, как по лесной дороге из Хоцек, стукаясь железными ободьями о корни, торопливо промчался обоз, который вроде бы кто-то бегом догонял.

Партизанам не приходило в голову, что они участвуют в марафоне, и удаляющийся топот сапог и стук колесных ободьев означает одно: в состязании определился лидер.

Сидя рядом с возчиком и чувствуя, как тряска оборвала ему все внутренности, обер-лейтенант проклинал майора. Командир жандармской роты был уверен, что партизаны давно проскочили на свою тропу. Искать же их в лесу обер-лейтенант не собирался: он не самоубийца.

Деревья стали редеть. Воз, на котором ехал офицер, остановился.

— Це Леплява, — сказал возчик и ткнул кнутом прямо перед собой. — Куда ехать? В контору, на станцию?

Обер-лейтенант вынул недавно отпечатанную карту и ногтем показал линию железной дороги с темными квадратиками зданий возле полотна.

— К казарме, значит, — догадался возчик и повернул влево, в объезд деревни, вдоль молодых посадок.

Партизаны появились на той же окраине села минут через двадцать после того, как проехал обоз. Тропа, которой шли пятеро, и лесная дорога из Хоцек в этом месте сходились особенно близко. И если бы участники марафона достигли окраины деревни одновременно, они бы заметили друг друга. Но подводы промчались раньше. Гайдар и его товарищи по-прежнему ничего не подозревали. И перед тем как выйти из леса на открытое пространство, они остановились обсудить: как идти?

Можно было обойти село вдоль посадок слева или вдоль болота справа. Оба маршрута заканчивались возле казармы. Но обход слева и справа удлинял маршрут. И пятеро выбрали самый короткий путь — главной улицей.

В Переяславе, после звонка майора, полковник долго не мог уснуть. Он говорил себе: «Пока не будут выловлены террористы, садясь в машину, я рискую погибнуть, как мой предшественник».

В Золотоноше майор не спускал глаз со старинных, восемнадцатого века, напольных часов. Они показывали три. И майор думал: «Скорей всего, партизаны уже успели возвратиться в свой Прохоровский лес. А там их где найдешь?..»

В Гельмязевской райуправе, в кабинете Костенко, собрались все полицаи. Ожидались важные вести. Уже не было секретом, что ночная суматоха началась звонком Глазастого. Пуская клубы самосадного дыма (пан Костенко неумело курил сигареты), полицаи рассуждали: «Если эти пятеро с мешками попадутся живьем, Глазастому — бронзовая медаль и повышение».

И от души желали, чтобы Глазастого нашла партизанская пуля.

В Хоцках не спал ни один человек. После того как среди ночи раздалась автоматная очередь, а затем немцы схватили подводы с подводчиками и умчались неизвестно куда, люди вышли на улицы, гадая: «Что случилось?» И кинулись за разъяснениями к бывшему сторожу.

Дед испуганно и виновато дрожал на жаркой печи. Когда набилась полная изба народу, он струсил и начал путанно и длинно жаловаться, что сначала солдат его пнул сапогом, а потом «ахвицер» хотел расстрелять из «кулемета».

— Но куда хоть поехали немцы? — едва не плача, допытывались женщины: у каждой был свой тайный повод для тревоги.

Но деда чужие тревоги никогда не волновали. Намерений немцев он не знал. Однако внимание целой деревни ему вдруг очень польстило. И, явно кому-то подражая, он произнес:

— Я полагаю, в Софиевку.

— Зачем? — хором спросили его.

— Как зачем? Ловить партизан.

Половина мужского населения Хоцек ушла в местный партизанский отряд, который базировался недалеко от села. Женщины разбудили и посадили на коня тринадцатилетнего Гришку.

— Скачи, — велели, — в Софиевку, перехвати партизан. А если остановят немцы, скажи: «Еду за фельдшером. Помирает бабка Пелагея».

А Софиевка была совсем в другой стороне.

О том, что в Лепляве готовится засада, знали телефонисты всех подстанций, через которые пролегал «мост». И в порядке обмена «последними новостями» — еще в нескольких деревнях, где имелась связь.

...В Сушках, возле коммутатора, плакала голубоглазая Лена. Она нечаянно подслушала разговор майора с обер-лейтенантом и поняла только два слова: «Леплява» и «партизанен». В партизанах был ее жених Валерка. Он забегал к ней после боя у лесопилки. Говорил, что живет в новом лагере недалеко от Леплявы. И сейчас Лена не знала, что делать: ведь она на дежурстве. И сменят ее не скоро.