Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 4 [litres]

– В помещении редакции?

– Да, наверное.

– Значит, я в числе тех, кому, возможно, присудят премию. Их всего пять человек.

– Я сначала решила, что эта дама ошиблась номером, – наконец-то призналась мадам Кюипенс. – Она стала мне говорить об Эллиоте Кюипенсе.

– Это мой псевдоним.

Мадам Кюипенс взглянула на часы, висевшие в кухне.

– Тебе пора. Вечером все обсудим. Я записала ее телефон.

– Я хочу ей перезвонить. Сказать, что в субботу я приеду.

Но мама принялась возражать: встреча даже не в самом Париже, им бог знает куда придется тащиться, а на ней все дела, пока отец в больнице, и уж в субботу она обязательно должна быть на месте и ждать клиента.

– Давай беги быстрей! – Она протянула дочери синюю сумку.

– Я никуда не пойду, – сказала Элла, чувствуя, что даже со стула подняться не может от слабости.

– Твоя сестра права, ты настоящая шантажистка.

Мадам Кюипенс не выдержала. Слишком много на нее свалилось: предприятие мужа, хозяйство, школьная фобия младшей, влюбленность старшей, которая ни о чем другом и не думает! Она бросила сумку на стол.

– Делай что хочешь! Хочешь испортить себе жизнь – пожалуйста!

Элла уже видела черную дыру, в которой сейчас исчезнет. Хотела предупредить маму хотя бы взмахом руки. Но поздно.

– Вы рано, – сказала мадам Лучиани, открывая дверь Спасителю. – Я только что отнесла ему завтрак.

– Без четверти час как-никак.

Спаситель назначил встречу Ж-Ж в свой собственный обеденный перерыв. И, как обещал, пришел сам.

– Не знаю уж, как вы его лечите, – вновь заговорила мадам Лучиани своим самым жалобным голосом, – но час от часу все только хуже. Он теперь и душ не хочет принимать!

– А в туалет ходит? – поинтересовался Спаситель.

– Просил у меня ведро, – чуть ли не с рыданием ответила мадам Лучиани. – Но я на это сказала «нет»!

Значит, Ж-Ж старался следовать программе поведенческой терапии, вывернутой наизнанку.

– Это его комната? – спросил Спаситель, показав на закрытую дверь.

– Нет, здесь туалет, его следующая.

Спаситель постучался. В ответ ни звука. Мадам Лучиани сказала, что сын ничего не слышит, когда сидит в наушниках, и уже совсем другим голосом сердито спросила:

– Не понимаю, доктор, почему вы отказались от программы с булочной и «Лидер Прайс»?

– Я не доктор.

– Но вы же тем не менее лечите!

Честно говоря, мадам Лучиани совсем не была в этом уверена. Спаситель снова постучался и уже взялся за ручку двери.

– Потому что если вы не лечите, то мне посоветовали другого доктора, который хорошо справляется с социальными фобиями.

– Наверное, доктора Спесивье?

– Да, мне назвали именно ее. Она применяет ту самую терапию и совмещает ее с лекарствами.

Ж-Ж не запирался, так что дверь открылась.

– Мадам Лучиани, – мягко сказал Спаситель. – Вашему сыну не нужны выходы. Он ищет вход.

И Спаситель вошел в комнату, оставив бедную маму в полной растерянности. Он приготовился к беспорядку, какой обычно бывает в комнатах у подростков. Но ничего подобного. Не считая куртки на полу и подноса с посудой от завтрака, в почти пустой комнате Ж-Ж царил идеальный порядок: кровать, компьютер, небольшой платяной шкаф, книжная полка с несколькими старыми книжками и комиксами. Однако неожиданная вещь – упаковка с шестью бутылками воды «Кристалин» с ручкой, чтобы ее поднимать.

– Комната аскета, – одобрил Спаситель. – Что ж, потренируемся немного!

Он взялся одной рукой за упаковку и два раза ее поднял. Ж-Ж оторвал глаза от экрана и повернулся к Спасителю. Чтобы видеть отчетливо, ему приходилось перестраивать глаза, как бинокль, на это у него уходило какое-то время.

– Вы пришли? Надо же! – сказал он немного удивленно.

– Мы же договорились, разве нет?

– Так сегодня понедельник?

Спаситель, не отвечая, уселся на край кровати. Из складок одеяла торчала большого формата тетрадь. Спаситель привычно отмечал детали.

– Точь-в-точь мушкетер, – сказал он.

Ж-Ж предпринял попытку побриться и сумел свести свою дикую растительность до усиков и небольшой бородки.

– Вам удалось не выходить целую неделю? – продолжал Спаситель одобрительным тоном.

– Только в туалет.

– И как вы себя чувствуете?

– Вообще-то скучновато.

Спаситель про себя отметил безличные обороты, какими постоянно пользовался Ж-Ж. Он что, еще растворен в Большой Вселенной? Спаситель не удержался и открыл тетрадь. На первой странице круглым, еще детским почерком было написано: «Тетрадь по философии».

– Готовились к выпускным?

– Вау! Смешно, да? Я ее не выбросил. Когда-то любил занятия философией. Хотя в выпускном классе она не главный предмет. Но мне тогда казалось, что я в ней что-то смыслю.

– Что-то смыслю.

– Попробовал сейчас перечитать, ни черта не понимаю.

Взгляд Ж-Ж вернулся к экрану. Там убивали друг друга без его участия.

– Вы говорили со мной о смерти.

– О смерти.

– Я думал о ваших словах. О том, что люди умирают.

– И живут тоже.

– Да. Но я вам говорил, жить у меня не получается.

– Вам хочется умереть?

– Нет.

– Нет мотивации?

Ж-Ж усмехнулся, услышав свой привычный рефрен. Разговор не очень клеился, и Спаситель машинально листал тетрадь. Ж-Ж вел ее аккуратно, размечал абзацы, ставил цифры, подчеркивал слова.

– Платон. Аллегория теней в пещере, – прочитал Спаситель.

– Да-да, пещеру я помню. У нас было задание по Платону. И на этой теме мне прищемили хвост.

– Прищемили хвост?

– Я получил пару.

Спаситель продолжал листать тетрадь, но с середины воцарился полный беспорядок. Ж-Ж отключился от философии.

– Вас огорчила пара?

– Что? – Ж-Ж усмехнулся. Все это было так давно. Он был совсем мальчишкой.

– Но эта история – ключ, – настаивал Спаситель.

Ж-Ж притворился дурачком: ключ?

– А вы помните притчу о пещере? – спросил Спаситель, не надеясь на ответ.

И стал рассказывать сам, как рассказывают сказку. Жили-были люди-пленники, они сидели в пещере, прикованные спиной к выходу. Они никогда не видели дневного света и смотрели только на тени, которые возникали на стене благодаря огню, зажженному позади них. Их собственные тени и тени разных вещей из внешнего мира. Пленники слышали не сами звуки, а только эхо. Случалось, что кто-то из пленников освобождался и выбирался наружу, но свет солнца ослеплял его, он не выдерживал лицезрения истины и возвращался в мир иллюзий.

– Похоже на нас с нашими компьютерами, – задумчиво заметил Ж-Ж. – Надо же, Платон жил в такой древности, а куда сумел заглянуть.

– Поэты и философы не сидят в пещере. Они говорят нам, что «подлинная жизнь отсутствует».

– Это я уже где-то слышал.

– Это сказал Рембо [41] Цитата из поэмы «Одно лето в аду» А. Рембо (1854–1891). .