Борис Евгеньев - Голос друга

Не больше месяца прошло с той встречи…

…В тесной холостяцкой квартире гусара Бурцова, весельчака и забияки, собралась молодежь. Синий табачный дым, колеблющееся пламя свечей, томящий душу рокот гитары, смех, громкие голоса… Князь Сергей знал немногих из собравшихся и поначалу робел, держался в стороне. Понимал — он чужой здесь и попал в эту компанию только потому, что лихой гусар неравнодушен к его сестре Машеньке и желает видеть в нем союзника…

Дружеское внимание и шампанское — он впервые пил сколько хотел — помогли ему преодолеть застенчивость. И стало ему так свободно, так весело, будто душа его покрылась искрящимися летучими пузырьками, как стенки хрустального бокала, до краев наполненного шипучим вином. Он, как и все, пил, смеялся по каждому поводу и даже безо всякого повода. Он настолько осмелел, что отважился пролепетать какой-то забавный французский стишок, встреченный дружными хлопками.

Было много вина, много песен и стихов — чудесных, окрылявших душу стихов обожаемого Пушкина. Сердце замирало при мысли: что, если он и сам вслед за своей музой войдет сейчас в эту дверь, разрумянившийся на морозце, с капельками растаявшего снега на курчавых волосах, с пленительной белозубой улыбкой?.. Увы! — опальный поэт далеко от своих восторженных друзей, томится в изгнании в глухой псковской деревеньке, заметенной снегами…

И было еще что-то, кроме песен, стихов и вина, — что-то, как скоро понял князь Сергей, объединявшее, роднившее собравшихся. Прекрасное и тайное, что угадывалось по взглядам, многозначительным улыбкам, рукопожатиям и случайным обмолвкам… Но — что, что?

Далеко за полночь «сотворили» жженку. Погасили свечи. Под скрещенными шпагами, на которые торжественно поставили сахарную голову, в фаянсовой миске вспыхнуло легкое голубое пламя.

Неожиданно дверь распахнулась. Вошел запоздалый гость — офицер, старше чином и годами всех собравшихся, с высоким чистым лбом, внимательным взглядом больших серых глаз. Его встретили криками бурной радости. Улыбаясь, он пожимал руки. Со стаканом жженки сел на диван. Молодежь тотчас окружила его.

Алексей Иванович — так звали офицера — говорил мало, но с интересом вслушивался в шумные споры, прихлебывая хмельной напиток. Когда он изредка смотрел на Сергея, тот смущенно опускал глаза под его изучающим взглядом. В зеркале, висевшем на стене напротив, молодой князь видел свое раскрасневшееся лицо, спутанные волосы. И ему было стыдно. К тому же ему вдруг мучительно захотелось спать. Глаза слипались. Смех, голоса сливались в смутный гул… Последнее, что он слышал, — звонкий перебор гитары и дружный всплеск озорной песни:

Откуда-то появился мосье Жобур, укоризненно покачал головой, глядя на него. А потом… Что было потом, князь Сергей плохо помнил. Ах, слишком много выпил он шампанского и этой ужасной жженки в свой первый «взрослый» вечер!.. Непобедимый сон свалил его. Он проснулся утром.

Бурцов, с влажными после умывания волосами, свежий, розовый, будто и не было хмельной бессонной ночи, смеясь, тряс его за плечо. Юноша поднялся с дивана с тяжелой головой, с отвращением к самому себе.

«Напился и проспал самое важное, самое интересное! Дурак, мальчишка!» — ругал он себя. Почему-то он был уверен: пока он спал, то прекрасное и тайное, что он смутно угадывал, раскрылось, стало явным…

Дойдя до конца забора, князь Сергей решительно повернул назад, взбежал на крыльцо особняка, потянул медную ручку звонка.

Алексей Иванович принял его, сидя у окна в кресле, кутаясь в бухарский халат.

— Рад, очень рад! — сказал он, протягивая князю Сергею руку, приветливо улыбаясь. — Извините за домашний вид, нездоров немного…

Он говорил с юношей, как с равным, но тот не сразу справился со своим смущением.

— Я к вам… Я не решался… Не знаю, помните ли вы меня… Я не помешаю? — бормотал он.

— Ну что вы! — весело сказал Алексей Иванович. — Как можете вы мне помешать? И конечно же, я прекрасно помню вас! Вы очень мило исполнили тогда песенку Беранже…

— Я?.. Песенку?.. О боже! — краснея, воскликнул юноша.

Алексей Иванович так заразительно рассмеялся, видя его растерянность, что невольно засмеялся и он.

— Садитесь вот сюда, тут вам будет удобно, — продолжал Алексей Иванович. — Я прикажу свечи подать. А то, может, посумерничаем?

— Посумерничаем! — ответил князь Сергей, садясь в кресло, стоявшее у письменного стола, заваленного книгами и бумагами.

Сначала разговор шел об общих знакомых, потом о книгах, прочитанных молодым князем, о его планах на будущее. И тот с благодарностью в душе чувствовал, что разговор этот не просто знак вежливости хозяина, а искренний интерес старшего к младшему. Ему стало легко и просто с этим, мало знакомым человеком.

Стараясь не показаться назойливо любопытным, князь Сергей исподтишка разглядывал большую комнату, по стенам которой от пола до потолка стояли книжные полки. Окна, разукрашенные морозными узорами, посинели. Мраморный бюст Вольтера, стоявший на тумбочке в углу, стал голубым, с мягкими синими тенями. В сумерках, заполнивших комнату, юноша старался разглядеть два небольших акварельных портрета, висевших над письменным столом. В одном он сразу узнал Пушкина, скрестившего на груди прекрасные свои руки. На другом был изображен неизвестный ему человек в гладком пудреном парике. Большие глаза его смотрели умно, печально.

Заметив во взгляде молодого князя невысказанный вопрос, Алексей Иванович сказал:

— Это наставник юности моей, Александр Николаевич Радищев.

Имя это хотя и было знакомо юноше, но не слишком много говорило ему. «…Он, помнится, написал какую-то крамольную книжку. Ее сожгли по приказу матушки-царицы, а самого угнали за тридевять земель… Как же так, французов читал, а своего, русского, не знаю!..»

Алексей Иванович проговорил с некоторой даже торжественностью:

— Когда в дни юности я томился желанием утолить жажду души, этот человек, великий правдолюбец, поднес к моим устам чашу, полную до краев… Когда-нибудь я расскажу вам о нем подробно, дам вам его книгу.

Сердце молодого князя учащенно забилось: «Но ведь и я томлюсь от жажды!..» И он заговорил о своих сокровенных мыслях — о борьбе за свободу и общее счастье, о своем страстном желании участвовать в ней, о своей беспомощности.

— Откуда у вас такие мысли? — негромко спросил Алексей Иванович. Наклонившись вперед, он всматривался в лицо юноши. — Кто научил вас этим чувствам?

— О многом мне рассказывал мосье Жобур, мой воспитатель. О, это замечательный человек — друг и соратник Гракха Бабефа! — отвечал князь Сергей. — Я много читал… Если бы вы знали, какое значение имеет все это для меня!.. Минувшей осенью мне попалась одна книжка…