Лев Гумилевский - Харита, ее жизнь и приключения, а также подробный рассказ о том, как был найден город Карла Маркса

— Не сплю!

— Не спится и мне! — сказал он, вставая с кровати и свешивая босые ноги на пол, — этакая история, — подумать только! Такие деньги у старухи были, а она кусками побиралась! Не иначе, что безумная она!

— С жиру бесятся! — холодно ответила Харита.

— Пожалуй, и верно!

Он помолчал, потом спросил ласково:

— Как же ты-то к ней попал, Харитошка?

Харита встала с сундучка, на котором лежала, и подошла к старику. Ей казалось, что говорить о таинственном городе можно только шепотом, старику же о нем рассказать нужно было за его доброту и ласку.

— Дяденька, а вы слыхали о таком городе, который строится для несчастных людей? Там все машинами делается: машинами пашут, машинами сеют и машинами хлеб пекут!

— Не слыхал! — ответил печник.

— А я туда путь ищу. Меня тут парень избил, раздел, бросил, а старуха эта подобрала!

Старик вздохнул:

— Гляди, пожалуйста, и у ведьмы сердце было!

Харита не ответила ничего. Она подумала, что нужно было бы сказать, что она девочка, но промолчала: лучше было пока мальчишкой держаться, мальчишкой было смелее и проще жить.

— А зачем бы такой город строить? — вдруг заговорил печник, — когда, почитай, он уж и так есть?

— Где! — вскрикнула Харита, — дяденька, где он есть?

— Да у нас от деревни верст шесть — совхоз есть. Там все машинами делают! А тут в городе машинами хлебы пекут давно уж!

Харита растерялась.

— Там, дяденька, все, все машинами!

— Да и у нас, почитай, все машинами! Теперь дома строят как?! Вот недавно у одного человека хорошего камин я перекладал. Так там в стенах живого места нету! Значит для парового отопления— труба! Водопроводная — труба! Канализационная — труба! И проводы: электрический, телефоновый, для радии этой тоже! Ткнул кнопку — свет горит! Ткнул другую — разговаривай с кем хочешь, хоть за десять верст! Ткнул третью — тебе уроки читают, все театральное представление с полной музыкой сообщают!

Харита широко раскрыла глаза. Тайна окружала неведомый город, и проникнуть в нее она не могла. Она схватила руку старика, замирая от волнения:

— Где же его строят, город такой? Где?

Старик усмехнулся.

— Да, почитай, по всей стране строят. Теперь эти радии, телефоны, электричество, аэропланы, трахторы шибко в ход пошли! Я так думаю, что мне-то уж не дожить, а ты, скажем, всем этим пользоваться будешь так запросто, как сейчас на трамвай сесть!

Харита покачала головой:

— Тот город для бедных, для несчастных строят, дяденька!

— Да нонешняя-то власть и всю страну для бедного люда приспособила! Чего тут! Весь мир для трудового народа приспособить хотят!

Харита растерянно замолчала, потом шепотом начала рассказывать. Старик слушал сказку о городе, усмехаясь, качал головою, потом сказал:

— Может, и так — не знаю, не слыхал.

— Так, так, дяденька! — обрадовалась Харита, — надо только дорогу туда найти!

— Дорогу найдешь, а коли ты мастерства не знаешь, так все равно туда тебя не возьмут! Ты вот сначала мастерству обучись, а там и ступай! — засмеялся старик, — ступай, куда хочешь! Придешь ты куда ни на есть, даром кормить не станут — покажи, что ты делать можешь!

Харита задумалась.

— А по-моему, — продолжал старик, — слышут деревенские звон, да не знают, где он! Потому и вышло такое сочинение, про город КАРЛ-МАРКС! А город тот, милый, девятый год строят, да еще столько же его строить надо, и не для калек да нищих, а для всего трудового народу, и не в одном месте, а по всей земле. Так оно на самом деле и есть!

— Дяденька, да как же мне туда попасть?

— А ты трудись, делай свое маленькое дело да жди терпеливо, — не успеешь оглянуться — и тот город готов будет!

— А что же мне делать?

— Да уж коль попал ты ко мне в руки, моему каменщицкому ремеслу обучайся! Дома-то всегда строить будут кирпичиками, за кирпичиком не пропадешь, кирпичику тысячу лет жить, тысячу лет каменщика кормить!

Старик широко зевнул, оглянулся на высокое окошечко.

— Светает, вон! Спать ложись. Утро вечера мудренее, там видно будет, как жить. Ложись да спи спокойненько!

Она ушла на свое место. Старик улегся, прикрылся одеялом и уснул. Харита долго не могла закрыть глаз.

Она смотрела в окно на вползавший рассвет, сначала бледный и тусклый, потом налившийся розовым заревом. Вместе со светом приходили веселые думы. Ночь уносила с собой призрак старухи, страшного горба, подвала и жадности.

Харита улыбнулась насмешливым словам печника, — они, как наступавший рассвет, проясняли туманную даль, где сверкал огнями электрический город.

„Где мой Алешечка теперь?" — тоскливо вспомнилось ей.

Визг, звон разбитого стекла, потом крики разбудили старика.

— Выдь-ка, узнай, что такое? — сказал он, поднявшись с постели.

Она дошла до двери, приоткрыла ее, спросила:

— Что там такое?

И, вернувшись, сказала глухо:

— Жулика поймали!

— Ну, это уже у нас постоянно!

Старик повернулся на другой бок. Харита отошла к двери, посмотрела вслед милиционеру и жулику, скрывшимся в калитке, и, вздохнув, заперла дверь на огромный крючок.

Осенью Иван Павлович, печник, сложил в каретнике печку, попробовал ее, сказал:

— Вот тебе, парень, зимняя квартира. Теперь я в деревню на отдых пойду, а ты живи здесь. Инструмент я тебе оставлю, работенка кое-какая перепадать тебе будет — проживешь! Много ли тебе надо?

— Проживу! — согласилась Харита.

Накануне отъезда Иван Павлович прибавил, качая головой:

— Привык я к тебе и расставаться жаль! Да не дело молодому человеку с мужиками в деревне зиму на печи греться. Тебе учиться надо! Понюхай тут — в какую-нибудь училищу попадешь, рабочему человеку нынче дорога широкая.

— Буду учиться! — вздохнула Харита,— а весной, дяденька, я тот город пойду искать!

— Пойди! — усмехнулся старик, — пойди!

— А не найду, так в деревню на родину вернусь! Соскучилась я!

— А не одна ли дорога и туда и сюда? — прищурившись, спросил старик, — смекни-ка?

— Не смекну! — добродушно ответила Харита, — не знаю!

— Ну, гляди, подучишься, подумаешь и разжуешь!

— Постараюсь! — согласилась Харита.

В тот же день, поздно вечером, когда уже укладывался старик в постель, чтобы утром чуть свет подняться в дорогу, в запертую дверь постучали. Харита открыла. Вошли двое, стряхивая с себя дождевую пыль. Резиновые полы их широчайших пальто шумели, как осиновый лес осенью. На глаза их были надвинуты капюшоны, и лиц их разглядеть Харита не могла. Голоса же почудились ей знакомыми, но вспомнить их Харита не сумела, как ни старалась.