Лев Гумилевский - Харита, ее жизнь и приключения, а также подробный рассказ о том, как был найден город Карла Маркса

Хозяйка металась по избе, по двору, кричала на Хариту:

— Затапливай печку! Лучины нащепи! Да возьми Петьку на руки—слышишь, орет! Займи Соньку чем-нибудь, что она за подол мой цепляется, покоя нет! Какая ты нянька? Дармоедка! Косы тебе выдрать надо!

Харита бежала за дровами, Сонька цеплялась за нее. Харита совала соску в Петькин рот и на ходу говорила, как большая:

— Меси тесто, затоплять сейчас буду!

Только что хозяйка вывалила на стол из кадки груду теста, как воздух налился гулом тревожного набата. Захлебывающийся от быстроты ударов церковный колокол завыл над селом с неуемной тоскою. Харита замерла. Сонька расплакалась. Хозяйка с вымазанными тестом руками, голыми по локоть, выбежала на улицу.

На улицу из изб выскакивали бабы и мужики, в избах ревели брошенные ребята, собаки выносились из подворотен с воем и лаем; куры кудахтали, как сумасшедшие. Над деревней поднялся шум, стон, говор и крики:

— Почему набат?

— Где горит? Что горит?

— Не видно ничего, где пожар?

Мужики озирались испуганно. Над избами крутились голубые дымочки затопленных печей, пожара не было. Тогда от церкви пробежал по улице длинный парень, размахивая руками. Он кричал на ходу:

— В церковь, ребята! В церковь батюшка всех сзывает — чорт ночью ходил по деревне! Батюшка слово хочет народу сказать!

Мужики ругались ему вслед. Хозяйка вернулась в избу, вытерла руки, накинула платок:

— Харитка, меси тесто, я пойду к церкви! Слышь, как звонят!

Харита покраснела от зависти. Она толкала дрова в печь, оглядываясь на тесто. Петька сосал резиновую соску на полу. Сонька лезла на шесток и просила дать ей спички. Маленькая Харитина голова кружилась от беготни, коротенькие косички прыгали на затылке. Хозяйка покрывала платок, кружась перед крошечным зеркальцем.

— Иди скорее! — вопил хозяин со двора, — иди скорее! Все уж пошли!

Хозяйка выскочила на крыльцо.

— Харита, гляди за печкой! Соньку не выпускай — корь по селу ходит! Убью, если выпустишь! — говорила она с крыльца. — Петьке новую соску дай, молоко в чулане, сахар в шкафу! — крикнула она в окно.

Харита металась, как молния. Она раздувала сырые дрова, лила молоко в пузырек тонкой струйкой, просила Соньку ласково:

— Соничка, подуй на огонек! Подсунь соломки на шесток! Чтоб большой огонек был, большой, большой!

По улице бежали люди. Набатный звон не прекращался. Харита пристыла у окна с Петькой на руках и глядела сквозь слезы на улицу. Мальчишки бежали со смехом. Соседская Варька прошла в венке из желтых лютиков, улыбнулась Харите с веселой жестокостью:

— Не пойдешь с нами?

Харита покачала головой, но когда девочки прошли, она уткнула лицо в рукав и заплакала. Петька стукнулся затылком о косяк и заревел. Харита вытерла свои глаза, сунула Петьке выпавшую из его разинутого рта соску, а когда он замолчал, посадила его в зыбку и поплелась на кухню.

Сонька длинной кочергой пихала в печку новое хозяйкино платье и дула на шесток изо всех сил. Платье тлело, дым выползал наружу, не помещаясь в печи, холодные проворные огоньки выедали в дыму светлые дыры.

— Что же ты делаешь! — ахнула Харита, — что ты?

Она толкнула Соньку, выволокла платье, стала топтать его босыми ногами, потом завыла от боли. Обгорелые клочья продолжали тлеть. Харита толкнула Соньку вон из избы и вынесла Петьку.

— Убьет она нас! Убьет! Что ты сделала?

Сонька терла глаза. Харита схватилась за голову, бросила ребят на улице и, растерявшись совсем, как безумная, выбежала со двора. Она уже ничего не соображала. Съежившись и втянув голову в плечи, помчалась она переулками, по гумнам, вон из деревни, спасаясь от побоев, точно уже сыпавшихся градом на ее голову. Ожидание побоев было страшнее, чем они сами. Харита пробралась через плетень, промчалась по грядкам чужих огородов, выскочила на выгон и побежала к плотине.

Задыхаясь, она перебежала выгон и остановилась. Погони не было. От плотины из рощицы поднялся мальчишка, присматриваясь. Харита узнала брата, он подошел к ней, спросил:

— Ты что? Меня, что ли, ищешь?

— А на что ты мне?

— Очумела! — огрызнулся он, — придержи зенки-то — выскочат, ведь! Что тебя, прибили, что ли?

Харита опомнилась. Она всплеснула руками, села на землю и заплакала. Алешка покачал головой.

— Еще лучше! В чем дело-то?

— Спрячь меня, Алеша! Убьет она, убьет меня!

— Кто?

— Хозяйка!

— Не убьет, — спокойно ответил Алешка, — руки коротки! Ты что наделала там?

Харита, всхлипывая, рассказала. Алешка схватился за голову.

— Ты что же наделала, дура! Ты, ведь, избу-то запалила!

Харита посмотрела на него, потом взвизгнула и побежала к плотине.

— Ой, утоплюсь! Утоплюсь!

Алешка нагнал ее возле берега, схватил за руку и потащил за собой.

— Еще не горит, ведь! Может и обойдется! Хозяйку твою не жалко, а ребят вытащила — хорошо!

Он отвел ее в рощицу и посадил под телегой. Телега была нагружена вонючими коровьими шкурами, спутанная в ногах лошадь жевала траву рядом. Алешка выкопал палкой из золы обуглившуюся картошку и сунул ее сестре.

— Хочешь? Это я тут пек. Тархан пошел попа слушать, а я караулить остался. Он за шкуру полтинник дал мне.

Картошкой Харита обожгла себе губы и отложила. Она дрожала и всхлипывала. Алешка встал, залез на дерево и посмотрел на деревню.

— Горит! — спокойно сказал он, — зажгла, ведь, ты йзбу-то, Харитка!

Она не успела ответить, как над селом опять взвыл тревожный колокольный набат. Алешка поднялся двумя сучками выше.

— Огонь, видно! — Теперь там будет дело! Теперь вот верно, что тебя мужики убили бы! Ну, да ветру нету, потушат сейчас, благо весь народ в сборе!

Он посмотрел вниз на Хариту, в ужасе втягивавшую голову в плечи, покачал головой:

— А вот что с тобой-то делать?

Харита всхлипнула громче. Алешка свистнул с веселой резкостью и скатился с дерева с неописуемым проворством.

— Стой, не реви, дура! Сейчас спрячу!

Харита подняла голову. Алешка с сумасшедшею быстротою стал кидать с телеги шкуры.

— Лезь сюда, Харитка! Тут тебя всеми собаками не сыщешь, а тархан тебя увезет! Лезь, говорю!

Девочка подошла к телеге. Случай уйти от побоев, сгинуть с хозяйкиных глаз, спрятаться от ребят, от печей, от теста, — закружил ей голову. Она влезла в телегу, легла на дно ее с таким же проворством и отчаянием, с каким бы бросилась в холодный пруд.

Алешка накинул на нее первую шкуру, затем другую — стало темно. Харита вздохнула, нестерпимый запах кож укрывал ее вместе с темнотою от всех бед и горя. Она всхлипнула в последний раз теплыми слезами и закрыла глаза.

Алешка набросал кож, подлез под телегу, спросил:

— Хорошо там тебе?

Голос его звучал глухо. Харита ответила: