Лев Гумилевский - Харита, ее жизнь и приключения, а также подробный рассказ о том, как был найден город Карла Маркса

— Кто там? — крикнули оттуда.

«Попович!» — подумала Харита и не пошевелилась.

— Верно, мыши на свет бьются, — откликнулся другой голос, и Харита узнала барченка; тонкий разбитый голосок вспомнился ей, как служба у бывшего помещика в судомойках.

Она поднялась на цыпочках к самому уху брата:

— Это барченок Еникеев, вот тебе крест — он!

— Ну?! — изумился тот, — зачем же они тут?

— А не знаю. За мной? — догадалась она.

— Нужна ты им! Нет, тут что-то другое!

Голоса продолжали гудеть попрежнему.

— Что ты мне опять молока принес! — басил попович,— теленок что ли я, молоко сосать? Ты дяде сказал, что я больше без самогону ходить не стану?

— Где с ним говорить, — жаловался барченок, — он ругается! Тебе к Демьяну нонче ночью итти нужно было, а ты опять к Трошковым пошел…

— Как я к Демьяну пойду, когда у него собачища такая? Хотел было я к Василию пройти, а тут как на зло рога отвалились! Побегал бы он на ходулях, лысый чорт!

Алешка оглянулся на сестру. Она сверкнула в темноте глазенками, кивая головой.

— Нонче велел он тебе, — говорил барченок, — непременно к Демьяну пройти. И оттуда прямо домой, он всем сказал, что ты завтра вернуться из Саратова должен!

— Схожу в последний раз, — сказал попович, — а потом он попляшет под мою дудку! А ты рога приделывай крест-на-крест, чтобы не свертывались. И за каким чортом мне в этом погребе сидеть?

— Осторожность не мешает!

— Да я сейчас днем у всех на виду пройду — никто не подступится!

Попович рассмеялся. Алешка сжал кулачонки:

«Посмотрим ужо! Посмотрим!»

Харита остановила его. Попович говорил тихо, помолчав же, сказал громко:

— А ловкая штука, Жорж! Это первое дело «Голубой Крови», по-настоящему! Хорошо выходит для начала.

Жорж хихикнул:

— А коршуновского бычка? Теперь Коршунов ходит, плачет: лучше бы, говорит, мне барского теленка не брать — покарал господь!

— Альберт прав,— пробасил попович, — если бы все мы организовались в такие союзики, — мы бы в три счета все перевернули! В каждом селе, в каждом уезде — «Голубая Кровь!»

Харита слушала, не понимая. Алешка вытянул голову, стараясь поймать каждое слово.

— А там и за крупные дела можно взяться! За твою сестру, например, Жорж! Связалась с ними — получай по заслугам!

— Если бы случай был! — зло прогнусавил Еникеев, — можно бы! Только половчее устроить! Осрамила на всю Россию! Кто ни спросит — сказать стыдно. Скандал! Всей фамилии нашей в спину нож всадила!

— Подожди, переберемся мы в Москву!

— По-настоящему там «Голубая Кровь» должна работать! Там Альберт, там, чорт побери, — деньги…

— Там у тебя родные есть, Жорж, кроме сестры?

— Бабушка какая-то нищая, прячется от людей!

— И никого больше?

— Никого!

— Ну, пока и моего Альберта хватит! — он помолчал, — ты жратвы еще никакой не достал?

— Нет, Саша!

— Ну, ладно! Давай малевать рожу потихоньку, пока светло! Только имей в виду, Жорж, что сегодня я рот пачкать фосфором не стану! Без огня сойдет, я отравляться не желаю!

— Это все равно! Теперь вся деревня боится до смерти! Хоть одну простыню надень все равно поверят!

— Пойди, самогону достань!

Алешка дернул Харитку за рукав и потащил за собой назад. Голоса быстро заглохли позади них. Дети бежали по коридору, натыкаясь на стойки и стены. Харита задыхалась от ходьбы и радости, — с плеч ее ночная тоска и страх падали прочь, как сонные мыши с потолка.

— Алешечка! — не выдержала она, — это они чортом наряжались, они?

— А то кто?

— Чтоб деревенские в церкву ходили, богу молились…

— Попу гривенники клали! — буркнул Алешка, — только будет! Нонче мы этому чорту ноги переломаем!

Они уже дошли до конца. Впереди мелькнул в круглом отверстии кусок неба. Харита сказала тихо:

— Ты в Поленовку пойдешь?

— Пойду! Я ребят подговорю, мы его ночью подкараулим, и покажем всем, какой это чорт был!

— Алешка, а я как же? Меня, ведь, убьют там!

Алешка отвернулся:

— Я приду чуть свет сюда. Ты тут ночуй, я тебе куртку свою оставлю и картошки…

Харита слушала его безнадежно Он снял свой стеганый пиджачок, вынул из кармана две картошки, положил их на пиджак. Подумав, достал из кармана пять гривенников, положил и их на куртку рядом с картошками.

— Это наши деньги, пусть тут останутся. Я приду скоро!

Он пошел к дыре, девочка сказала тихо:

— Тебя теперь не выгонят.

— Подсади-ка меня!

Харита помогала ему выбираться наружу. Он оцарапал ей руки сапогами, вцепился в края отверстия и, сорвавшись, упал вниз, осыпав себя и Хариту землею и осколками кирпичей.

Харита отшатнулась. Алешка выплюнул изо рта песок, протер глаза:

— Тьфу, пропасть ее возьми! Солнышко уже садится, бежать надо, а тут еще и не вылезешь!

Он снял сапоги, швырнул их сестре:

— На, надевай, Харитка, — я босиком скорее домчу. Надень куртку, картошку прибери, деньги не урони, — кричал он, — вишь, все засыпало! Да стряхни волоха!

Девочка покорно надела куртку, сунула деньги и картошки в карман:

— А ты как вылезешь?

— Как?! Подложить что-нибудь надо!

Он пошарил по земле, нащупал стены. Наткнувшись на ребро высунувшегося кирпича, Алешка раскачал его и вынул. Бросив его под отверстие, он попробовал дотянуться доверху и почти достал руками края.

— Еще штуки три надо!

Харита смотрела, как он, пыхтя и надуваясь, расшатывал новый кирпич в стене.

— Теперь тебе зачем со мной жить? — угрюмо говорила она, — тебя теперь опять хозяин возьмет! Тебе теперь вся деревня завидовать будет — ты чорта поймал! А мне вернуться нельзя!

— Не скули, Харитка!

— Да я и не пойду! Груды золота насыпь — не пойду! Надоело мне с ребятами таскаться! И пусть погорели…

Она оттопырила губы. Глаза ее грелись слезами. Алешка вынул третий кирпич, положил его и, примерившись, начал раскачивать четвертый. Харита повернулась и обиженно ушла к дальней стойке, дожидаясь, что Алешка окликнет ее.

Алешка, обливаясь потом, расшатывал кирпич, не обращая на нее внимания. Этот кирпич не поддавался долго. Силы Алешки уходили, но мысль о чорте, боязнь не поспеть раньше его в деревню придавали ему новые силы отчаяния. Напрягшись тяжестью всего своего тела он навалился на кирпич, потянул его к себе и, вырвав его из дряхлой стены, сам отлетел далеко в сторону.

Это падение спасло его. Размытая весенними ручьями тысячелетняя кладка, глухо ворча, поползла вниз. Алешка слышал, как взвизгнула Харита, но видеть ее уже не мог. Он едва успел прижаться к земляной стене, которой обрывался коридор. Надвигавшаяся на него лавина земли и кирпичей прижала его к стене, засыпала его до пояса, придавила ноги, но раскрыла перед ним широкий провал в потолке.