Микита Франко - Тетрадь в клеточку

Вечером бабушка уехала, мы провожали ее на вокзале. Они с папой стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга и пытались при этом разговаривать.

– Илья слишком худой, – не глядя на отца, говорила бабушка, практически не разжимая губ.

– Врач сказал, что у него просто такая конституция, – отвечал отец, прячась за солнцезащитными очками.

– Говорю тебе, он нездорово худой, ты его не кормишь и учишь не есть в кафе.

– Он сам не хочет там есть, – раздраженно говорил папа, а я кивал, потому что так и есть.

Мне было обидно за папу: кто бы из маминых родителей к нам ни приходил, и бабушка и дедушка всегда почти издевательски к нему относились. Они всем своим видом демонстрировали папе: ты ни в чем не разбираешься. Никогда ни за что не благодарили и не хвалили. После Дня S все стало только хуже в десятки раз.

– С Ильей все хорошо, – заверил папа на прощание, когда бабушка уже поднималась в вагон поезда.

– Почему у него такие грустные глаза?

– Потому что вы уезжаете. – Он не смог удержаться от желчи в своем тоне.

Она бросила высокомерный взгляд на отца, потом доброжелательный на меня, послала воздушный поцелуй и скрылась за толстой проводницей. Папа с облегчением выдохнул:

– Наконец-то…

Привет, тетрадь в клеточку.

Мама в последнее время мне больше не снится. Кажется, она обижается на то, что я не показываю записку папе. Зато сегодня случилось кое-что просто невероятное: я ел макароны в кафе!

Сначала я не хотел, даже не знаю, как так получилось. Мы с папой гуляли по тем местам города, которые еще не успели повидать: обошли четыре парка, сходили в планетарий и даже нашли заброшенную церковь. Потратили мы на это полдня и, конечно, очень хотели есть, но я привык терпеть в таких ситуациях до дома. А папа сказал:

– Давай поедим в кафе?

Я отрицательно помотал головой. Потом добавил:

– Ты можешь поесть, я до дома потерплю.

– Да брось. – Он похлопал меня по плечу, направляя в сторону ближайшего кафе.

Мне это не понравилось, но я пошел. В конце концов, папа не обязан терпеть до дома из-за меня.

По дороге он уговаривал:

– Слушай, ну закажи что-нибудь, что не кишит микробами.

– Все что угодно кишит микробами.

– Ну, бывает ведь еда, которую тяжело испортить или сделать опасной.

– Например? – недоверчиво спросил я. – Блюда из мяса хранятся не более суток, заправленные салаты – несколько часов…

– Я понял, – перебил отец. – Ну не ешь мясо, давай что-нибудь другое. Овощи?

– А вдруг они их плохо помыли? Или вдруг это овощи с нитратами?

Мы уже дошли до кафе, и папа сказал, что мы спросим у официанта, что он может нам порекомендовать. Я отнесся к этой идее скептически: ничего он не сможет, потому что такой еды просто не придумали.

К нам подошел официант с надменным видом и холодно поинтересовался, что мы будем заказывать.

– Мой сын хочет что-нибудь, что не портится, – прямо сказал папа.

– У нас и так нет ничего испорченного.

– Нужно что-то, что и потенциально не может стать испорченным.

– Есть стейк из баранины.

Кажется, он вообще не понимал, что мы от него хотим, и папа устало вздохнул:

– Мясо не надо. Он вегетарианец.

– Есть брускетта со свежими овощами.

– Овощи он не ест тоже.

Официант вскинул бровь:

– Как он тогда может быть вегетарианцем?

– Мой сын может быть кем захочет, – резко ответил папа. – Слушай… – Он наклонился ко мне с таким видом, как будто к нему пришла гениальная мысль. – …Может, будешь макароны?

– Макароны? – переспросил я.

– Да. Они хранятся годами. Варятся в кипящей воде. Их никто не трогает руками.

Это звучало логично. Я закивал:

– Хорошо, попробую.

Папа снова обратился к официанту, радуясь тому, что его идея сработала:

– Можно просто макароны, пожалуйста.

– Вы имеете в виду пасту? – уточнил тот. – Все виды паст на двадцать второй странице меню.

– Нет, нам не нужны ваши пасты с кучей портящихся соусов, принесите просто макароны. Без соусов. Без всего.

Официант снова надменно выпрямился.

– У нас не готовят просто макароны.

– Да? – Папа начинал злиться. – Тогда пригласите вашего шеф-повара, я объясню ему, как готовить макароны.

– Хорошо, – сдержанно ответил официант. – Макароны так макароны.

Он уже собрался уходить, записав наш заказ, как вдруг меня осенило:

– Пап! – зашептал я. – Попроси его принести заказ в одноразовой посуде!

– И принесите макароны в одноразовой посуде, – попросил папа.

Парень посмотрел на нас как на полных психов, но больше не спорил.

Вот так это и получилось: я сидел и ел макароны из пластиковой тарелки. А папа довольно говорил:

– Видишь, тебе становится лучше. Ты начал есть в общественных местах. Хорошо, что тебе подошли таблетки.

Я даже перестал жевать.

– В смысле «подошли»?

– Бывает, что лекарство не подходит, приходится искать другое. Но тебе повезло. – Он подбадривающе улыбнулся мне.

Я вспомнил звук, с которым таблетки одна за другой плюхались в унитаз, и мне почему-то стало стыдно. Но я постарался поскорее прогнать это ощущение – я все правильно сделал, мама действительно пила таблетки, а потом убила себя.

По возвращении домой, в подъезде, мы снова столкнулись с нашим участковым. Я коротко поздоровался с ним, потому что мы уже разговаривали раньше, а папа не поздоровался, потому что вообще не знал, кто это такой. Полицейский спросил меня:

– Все в порядке?

При этом он с недоверием косился на папу.

– Да, – сказал я.

– А вы кто? – нахмурился папа.

– Участковый. Могу к вам заглянуть?

– На каком основании?

– Я должен знать, кто живет в моем районе, знакомиться с новыми жителями.

– Мы уже познакомились. – Папа начал открывать дверь, давая понять, что не хочет продолжать разговор.

– А где мама мальчика?

– Она повесилась, – ответил я и почувствовал, как папа заталкивает меня в квартиру.

– Пошли, ты не обязан отвечать.

Мне кажется, что этот полицейский думает про нас то же самое, что думали соседи про маму в нашем прежнем доме. Ну, что папа какой-то плохой и на него нужно вызвать опеку, хотя не понимаю, с чего он это решил, как будто курить на соседкину рассаду – это такая уж проблема. Я спросил папу, почему он не пустил участкового посмотреть квартиру, тот бы тогда сразу понял, что все в порядке. Но папа сказал, что мы не обязаны и должны знать свои права.

Привет, тетрадь в клеточку.

Представляешь, сегодня умер человек, который жил в нашем доме на пятом этаже. Та соседка-дачница с пакетами и рассадой прибежала к нам с этой новостью в девять утра, трезвонила в дверь минут десять (мы с папой еще спали), а когда папа все-таки открыл, затараторила, даже не поздоровавшись: