Микита Франко - Тетрадь в клеточку

– Боря сегодня умер! Мы все в таком шоке, это так неожиданно! Светочка рассказала, что утром все было в порядке, он пошел в поликлинику, просто на плановый снимок легких, как вдруг…

– Кто такой Боря? – сонно перебил ее отец.

– Боря Гречкин с пятого этажа! У него еще жена Светка и дочери четыре года!

Мы ничего не знали о наших соседях, но папа продолжил вежливо слушать.

– …и вот он вдруг просто упал! Упал и умер, в ту же секунду!

– Кошмар, – как-то неестественно сказал отец.

А соседка охала:

– Да, кошмар! Всего двадцать восемь лет!

Папа напряженно переспросил:

– Сколько?

– Двадцать восемь! Пацан еще! И дочка такая маленькая…

– Просто внезапная смерть? В двадцать восемь?

– Да-да! – Соседка, кажется, обрадовалась, что у папы появились вопросы. – Будут, конечно, еще вскрытие проводить, но врачи сказали, что никаких причин не видят!

Папа почему-то весь включился в этот разговор и спрашивал, точно ли Боря Гречкин ничем не болел, не курил, не пил и ни на что не жаловался. Я не понял, почему он спрашивает. Как будто он врач и пытается найти зацепку, чтобы сказать: «Ну, точно! Видимо, Боря Гречкин умер от суперужасного реакционного брутигуллеза!» Но папа так не скажет, потому что он не врач и потому что эту болезнь я выдумал только что, но он все равно почему-то продолжал спрашивать и спрашивать…

Потом они наконец попрощались, и я даже через закрытую входную дверь услышал, как дачница принялась стучаться в соседнюю квартиру, а там опять:

– Представляете, Боря Гречкин умер! Да, в двадцать восемь лет, такой кошмар!

Мне кажется, бывает тип соседок, которым очень скучно, когда никто не умирает.

А папа прошел в мою комнату и как-то растерянно посмотрел на меня. Я спросил его взглядом: чего, мол?

– Сосед с пятого этажа умер, – грустно сказал он.

– Я слышал.

Весь день папа был притихшим, неразговорчивым, не предложил посмотреть очередной забавный фильм и даже отказался пойти со мной погулять до ближайшего парка. Мне пришлось идти одному, и только я вышел из подъезда, как столкнулся на крыльце с соседкой-дачницей. Она, увидев меня, округлила глаза и набрала побольше воздуха в легкие, чтобы опять выпалить:

– Представляешь!..

– Да! – быстро перебил ее я. – Боря Гречкин умер! В двадцать восемь лет! Какой кошмар!

И постарался поскорее обойти ее, чтобы она не успела втянуть меня в разговор.

Надеюсь, когда я пойду в новую школу, то смогу найти там друзей, потому что если папа не идет со мной гулять, то приходится болтаться одному, а я одиночества не выдерживаю. Если я один, то некому отвлечь меня от мыслей про миллионы микробов, которые я вдыхаю каждую секунду, про передачу туберкулеза через кашель и чихание, и иногда доходит до того, что я начинаю проверять, не увеличились ли у меня лимфоузлы. Поэтому легче, если кто-то идет рядом и что-нибудь рассказывает.

Через час я уже вернулся домой, открыл дверь своим ключом и услышал, что папа разговаривает по телефону.

– …Слушай, мне больше некого об этом попросить, – говорил он. – Кто-то ведь должен будет позаботиться об Илье.

Нехорошо подслушивать, но кто бы удержался, если бы услышал в секретном разговоре свое имя? Я притих.

– Ты сможешь приехать, чтобы мы вместе сходили к нотариусу?.. Я все равно собираюсь к нему идти, когда составлю завещание…

Я почувствовал, как начинаю стремительно лететь в пропасть из страха и ужаса. Завещание. Его пишут только те, кому предстоит скоро умереть, – зачем оно папе? Может, он скоро умрет, а я чего-то не знаю? Он ведь не кажется больным! Или… Или он планирует умереть, как мама?

Я бесшумно заплакал. Слезы покатились по щекам, одна за другой, а я стоял на пороге и не знал, куда себя деть. В конце концов сел на корточки, словно маленький, и продолжил плакать, пока папа не закончил разговор и не вышел в коридор.

– Ты чего? – испуганно спросил он.

Я почувствовал, как он присел рядом и обнял меня, закачал из стороны в сторону, будто я младенец. Я проговорил:

– Зачем тебе завещание?

– Господи, – выдохнул папа. – Ты что, из-за этого?

– Ты тоже планируешь повеситься?

– С ума сошел? Конечно, нет.

– Тогда зачем, если ты не умираешь?

– Завещание составляют не только умирающие, – объяснял папа. – Просто в жизни всякое случается, и я стараюсь смотреть наперед.

– Какое «всякое»? – насупленно спросил я, но уже успокаиваясь и поверив, что смертей не планируется.

– Ну, всякое… – Папа замялся. – Наш сосед, например, просто упал и умер.

– Ты думаешь, что тоже упадешь и умрешь?

– Это маловероятно, но исключать нельзя.

Я вспомнил наш разговор с бабушкой – вероятность почти никогда не равна нулю. Постарался подбодрить папу:

– Еще более маловероятно, что случится два таких случая подряд в одном подъезде. Так что следующий по плану точно не ты.

– Да, ты прав, – согласился папа.

– Но ты все равно составишь завещание?

– Думаю, да. И оформлю специальный документ, чтобы, если вдруг что, за тобой присмотрела Варя.

Варя – это моя крестная и мамина подруга. Она добрая и разбирается во всех супергероях, так что я был не против, хоть мне и не нравился весь этот разговор.

Привет, тетрадь в клеточку.

Хорошая новость: папа стал меньше курить и больше работать. Вчера вечером мне даже было запрещено крутиться вокруг него, пока он что-то печатает в ноутбуке, чтобы не мешать. Что ж, славно, что у нас не закончатся деньги и мы не умрем от голода.

Завтра должна приехать Варя. А еще завтра должен приехать катафалк и увезти Борю на кладбище. Я не был на маминых похоронах – почему-то меня не взяли, – так что, если у меня получится подглядеть, когда его будут выносить из подъезда, Боря будет первым человеком, которого я увижу в гробу. Интересно, зачем они хранят его тело дома? Я спросил об этом у соседки-дачницы, когда мы вдвоем сидели у подъезда, а она сказала:

– По традиции покойник должен переночевать дома.

– По какой?

Она пожала плечами.

– По какой-то.

– Моя мама ночевала в морге.

Я представил, как всю ночь в квартире лежит ее труп, и меня передернуло. Ну и традиции…

– Это очень плохо, – посетовала соседка.

– Почему? Что из-за этого будет?

– Может быть, душа будет неспокойна.

– Может быть или точно?

– Наверное, точно.

– Понятно.

«Наверное, точно» звучало не точно, так что я не придал значения этим словам.

А еще соседка-дачница сказала:

– Надо твоему папе снова жениться.

– Зачем?

– Ну а как он один? Мужчины по природе не способны ни детей воспитывать, ни готовить, ни убираться. Для всего этого баба нужна.

– Баба? Бабушка, что ли?

– Да нет, так женщин называют! – засмеялась соседка.