Юлия Анк - Мастерская мистера Лимо

– Впрочем… – вдруг задумался фонарщик, – я полагаю… Нет, я уверен, что вам необходимо увидеть кое-что… Хоть моё предложение не вполне логично и даже несколько опасно. Но иначе вы так и будете чувствовать себя одураченным! Определённо, лучшего времени теперь не сыскать. Вы ведь хотите узнать, что такое башня?

Я почувствовал, что кровь прилила к моей голове, и сон как рукой сняло:

– Конечно! Разумеется, да!

– Что ж, тогда отправимся потихоньку. И вам, наконец, станет ясно, какая непростая задача стоит перед вами.

Одеваясь, я получил изрядное количество инструкций по соблюдению предосторожностей при передвижении по башне в ночное время суток. Список включал в себя пункт о «неиспользовании Мастера левитации».

– Поможет мой шелковичный фонарь, – пробормотал Манфред, влезая в свою странную скрипучую раму, в которой я увидел его при первой встрече.

Уже выходя из дома, я обратил внимание на притолоку, которую, разумеется, не успел рассмотреть при входе: над дверью красовался треугольник, сложенный из трёх серебряных молотков. Красиво поблёскивающие молоточки, прикреплённые к отполированной дощечке, служили украшением прихожей. И я не обратил бы на него внимания, если бы не встречал их прежде в квартире старика Лимо.

– Серебряные молотки! – отчитался хозяин дома. – Как напоминание о том, кто я такой, и какие принципы я стремлюсь поддерживать и даже отстаивать, если хотите…

– Принципы? – удивился я.

– Принципы, молодой человек! Непременно – принципы! – гордо ответил мне О́Коттон и отворил входную дверь.

Долгое время мы шли в абсолютной темноте, и я опасался, что заблудимся. Но Манфред, изредка поскрипывая рамой, без сомнений ступал в темноте. И, когда он включил свой шелковичный фонарик на самый слабый огонь, я увидел, что мы очутились на свободной площадке между домами и какой-то стеной. Некоторое время О́Коттон стоял в нерешительности. Он переступал с ноги на ногу так, как это делает Анэли, когда собирается выпросить у бабушки очередной леденец.

– Может, это неудачная идея в свете последних событий, но, надеюсь, всё обойдётся. Следуйте за мной!

Фонарщик потянул меня за куртку и сделал ещё один, очень широкий, шаг. Я последовал его примеру. Манфред потянулся рукой куда-то в сторону, и слабый луч света позволил мне рассмотреть предмет, похожий на открытую консервную банку.

– Что это?

– Банка? Это – шутка Кристофа. Он наш приятель. Кристоф проектировал этот лифт и купол вообще. Он такой, очень грамотный инженер и архитектор. Ещё он любит шутить и консервы из кильки. Вот и установил приёмник для жетонов в виде консервной банки. Да и жетоны – это тоже его баловство. Ими можно и не пользоваться, на самом деле. Но мне так нравится.

Послышался стук жетона о дно жестянки, крышка её закрылась, а под ногами дрогнули плиты. Я качнулся, но Манфред удержал меня за рукав. Медленно и плавно, под негромкое шипение невидимой паровой машины, мы стали подниматься вверх.

– Что это? – спросил я у Манфреда.

Он не ответил, но положил руку мне на плечо, а другой указал куда-то ввысь.

Там, над нашими головами, раскрывалось небо, будто освобождаясь от плотных грозовых туч под ураганными порывами. И в самом деле, воздух всколыхнулся, и ветер, самый настоящий ветер, холодный, наполненный мелкими снежными крошками, ворвался в городок. Я наконец понял, что мы были под куполом на самом деле, под самым настоящим куполом! То небо, которое я видел днём, было крышей, укрывающей дома местных жителей от снега и дождя. И сейчас она раскрывалась, чтобы выпустить нас на свободу.

Клубы пара, которые подняли нас вверх, вылетели вместе с нами в воздух и постепенно исчезли, мгновенно остыв под настоящим холодным небом. Манфред радостно вдохнул в себя первые воздушные струи и воскликнул:

– Как же давно, как давно я не поднимался над городом! Как мучительно давно я не вдыхал свежего ветра! Вы, Макс, ваше появление тут стало отличным поводом для того, чтобы решиться на этот безумный поступок! Но не сердитесь на старика-фонарщика: вам предстоит через минуту сделать невероятное открытие! Распахните свои глаза и внемлите настоящим звёздам, горящим над нашими головами!

Лодка – именно так называл платформу, несущую нас вверх, О́Коттон – медленно и плавно шла за пределы башни. По её периметру из камня поднялись прозрачные стенки, и мы оказались внутри стеклянного стакана.

Я был потрясён! Я захлебнулся от восторга, я задыхался от этого нахлынувшего чувства и видел, как внутрь, под купол, проваливается бескрайнее море звёзд, и прямо сейчас я сливался с ним – я становился его частью! Наконец, исчезла темнота, хранимая внутри, освободилась, вырвалась на волю вместе с нами и блаженно растворилась в межзвёздном пространстве. И мне казалось, что, посмотри я туда, вниз, я увижу под ногами млечный путь и срывающиеся с небесной сферы, падающие неизвестно куда безрассудные кометы. Но я глядел только вверх до тех пор, пока платформа не замерла метров на пять выше покинутой нами башни.

Вокруг плыли облака. Их было мало, но они несли в себе снег. Ветром сюда, на платформу, забрасывались холодные снежинки. Они обжигали лицо, кололись и отскакивали от одежды, немедленно исчезая в темноте. Но что-то удивительное было во всём этом. Свободный полет в морозном ночном небе дарил ощущение счастья и мне, и Манфреду.

Я почувствовал, как мой капюшон стал легче, и понял, что хитрая лампа опять нашла способ улизнуть из дома и отправиться вместе с нами! Теперь Мастер левитации, словно большой мотылёк, кружил и кружил под полной луной, и, будто напитавшись ею, так же, как и его собрат над головой фонарщика, светил нежным голубым светом.

Что-то насторожило О́Коттона. Он деловито поправил кепку и свой фонарь и отправился к стеклянной линзе, расположенной посреди платформы:

– Надо было закрыть купол. Хотя, мы же недолго… Я, собственно говоря, хотел только, чтобы вы, Макс, всё увидели сами. Так сказать, путешествие «ради наглядности». Ну что, вы уже готовы взглянуть на свой город?!

Его последних слов я не слышал. Не слышал ровным счётом ничего!

Под нами, внизу, сверкал, украшенный золотыми гирляндами, большой город. Это горели многочисленные огни – уличные фонари и окна в домах полуночников, и метелица нежными позёмками ползла по дорогам, вихрилась во дворах, забиралась на стены домов. Одинокие путники, которых едва можно было различить среди снежной кутерьмы, задержавшиеся в гостях или на вечерней работе, спешили укрыться в своих жилищах. Я увидел крошечную собаку, которая забежала в один из дворов, и вдруг понял, что знаю и этот двор, и эту улицу. Мои глаза скользнули по ней вверх, ухватились за знакомый пустынный сквер, и потом вдруг передо мной раскрылась целая карта города, в котором я живу с самого рождения! Как раз той самой его части, которую я отлично знаю!