Юлия Анк - Мастерская мистера Лимо

– А что, если будут уничтожены все наши исследования, разгромлены все наши лаборатории? Пока не поздно, Манфред, бегите к себе домой и спрячьте, спрячьте так, чтобы никто ни при каких обстоятельствах не сумел отыскать ваши чертежи и схемы, ваши волшебные фонари! Слышите? Немедленно бегите туда! А я соберу последние икринки моих малюток. Вот все записи – их я тоже заберу с собой. А остальное – спрячу. Я спрячу!!! Глупцы! Я выведу лучших, самых лучших валинариев на свете, таких, которые обязательно будут исполнять желания любого… нет, не любого, а только любого хорошего человека! Нет! Даже не «хорошего», а мудрого человека!!! Есть такой этап развития ума – мудрость! Да, мистер О́Коттон! Эти валинарии никогда не ошибутся в своём выборе, кому помогать, а кому – нет! Кто-то разнюхал, узнал, рассказал про мой маленький пруд… А ведь я никому не показывал его, кроме своих друзей! Узнал кто-то настолько невежественный, что не мог даже оценить величие их великодушия! А ведь они могли… Даже не сомневайтесь в том, что валинарии могли защитить себя от любого нападения! Это просто великое… великое великодушие молчаливых рыб!..

Манфред ещё минуту стоял на месте и продолжал слушать своего приятеля, но тот настаивал, гнал его домой, в мастерскую. Я же пребывал в полном замешательстве, не зная что делать мне – то ли отправляться за Манфредом, то ли помогать толстяку. Томас выгребал из многочисленных ящиков свои тетради и книги. И метался, потому что всего было слишком много, чтобы унести за пазухой, но слишком мало, чтобы просто так бросить. С самыми настоящими слезами на глазах он умоляюще посмотрел на меня:

– Оставь малыша на столе. Я подыщу для него подходящий аквариум. И теперь, пожалуйста, возьми вот эту коробку, – он указал на картонную коробку, в которую собрал какие-то тетради, – и тащи к выходу в сад.

Я поспешил сделать так, как он велел. В невероятной спешке Томас схватил какую-то склянку с крышкой и поместил туда валинария с чаем. Ремнями он попытался привязать банку к себе на грудь, но оказался великоват для такого крепления. Тогда он потребовал, чтобы я нёс банку на себе – с условием, что буду беречь рыбку как зеницу ока. После того как он убедился в надёжности крепления временного аквариума, мы вытащили коробку в сад и укрыли её среди больших корней старого дерева. Томас велел отойти в сторону, достал пробирку с мутной жидкостью, и полил ею землю вокруг корней. Они немедленно зашевелились и срослись друг с другом в клубок, намертво запечатав коробку с записями биолога.

– Так вот, – пропыхтел Томас, – попробуйте найти…

Раздался грохот. Что-то взорвалось и полетело в воздух за нашими спинами. Казалось, дым повалил отовсюду.

– Моя лаборатория! О, горе мне!!! Но мы успели, слышишь? Успели! Сюда! Чтобы нас никто не увидел, – Томас тащил меня по дорожкам своего сада, который теперь уже не казался таким маленьким, как раньше. Он тянул и тянул меня всё дальше, не останавливаясь, ведя меня одной рукой, а другой – придерживая свой свитер, под которым находилась рубаха. А в кармане её – последние икринки ласковых валинариев в тоненьких пробирках. Томас плакал, до сих пор плакал: из его глаз лились крупные слёзы.

– Нам нужно к Манфреду, к Манфреду! И пускай бы он всё успел, этот клетчатый недотёпа! Пускай бы он остался жив и здоров!

Мы бежали по каким-то закоулкам, и я понимал, что тот краткий путь к дому фонарщика, который действительно был очень коротким, – всего лишь напрямую через площадь, где стояло кафе, – мы удлинили раза в четыре для того, чтобы избежать нежелательной встречи. Томас, как и там, у себя дома, проявлял удивительную прыть – он бежал с такой скоростью, которую никогда не смог бы развить ни один толстяк на свете.

Достигнув своей цели, мы были невероятно обрадованы тем, что увидели нетронутое здание с золотыми фонарями вокруг него. Но когда тихо, исключительно осторожно вошли внутрь, то поняли, что эти, в чужих фраках, успели побывать и тут: всё в доме было перевёрнуто вверх дном.

– Звёзды… – не удержался я и бросился в чертёжную Манфреда. Однако на том месте, где должна была быть дверь, обнаружилась стена с оливковыми обоями. Мы проходили из комнаты в комнату, соблюдая предельную осторожность. Ни единой живой души мы не обнаружили и хозяина дома тоже не нашли. И я, и Томас – мы обошли дом ещё раз с тем же успехом.

– Где он? Где Манфред? – прошептал Томас, глядя на меня с отчаянием.

– Может, спрятался?

Третий круг поисков также завершился неудачей. Что-то загудело и заходило ходуном в стенах. Дрогнул потолок, по нему пробежала заметная вибрация.

– Ничего себе! Это что? – воскликнул я, опасаясь, что теперь мы будем замечены. Томас наблюдал за всем происходящим с неподдельным ужасом. Что-то громко чихнуло, и откуда-то из стены на середину комнаты вылетел непонятный предмет. Он грохнулся на белый шерстяной ковёр, окружив себя ореолом серой пыли, и стих.

Снова загромыхало. Казалось, звук шёл отовсюду. Но, покрутившись по комнате, мы поняли, что источником нашего испуга теперь был огромный старый комод, стоявший в гостиной. Самый нижний ящик безуспешно старался… выдвинуться наружу, но по сантиметру, не быстрее. Мистер Валин не выдержал и нетерпеливо рванул его за ручку, едва не выдернув её из деревянной стенки.

– Дружище, ты ли это?! – воскликнул Томас. – Как ты смог там поместиться?!

В ящике, свернувшись калачиком, лежал мистер О́Коттон в обнимку с парой толстенных тетрадок. Как только комод был открыт, Манфред наконец набрал полные лёгкие воздуха.

– Я понимаю, Томас, тебе сложно это представить. Но я проводил тренировки в последнее время. Потому что более безопасного места, чем этот комод, в моём доме просто не существует. Ох! – он никак не мог надышаться. – Думал, задохнусь…

Томас выволок его из вороха крахмальных белоснежных салфеток, полотенец и скатертей, и О́Коттон едва не задохнулся в объятиях друга во второй раз.

– Я слышал голоса и боялся выбраться. Какое счастье, что это уже вы! – радовался фонарщик. Он сиял. – Я успел! Я укрыл, спрятал чертёжную со звёздами, но взять с собой смог только эти тетрадки. В них – самое важное!

– Ладно… – довольно прогудел Валин. – С тобой мы разобрались, теперь бы разобраться вот с этим. Это что?

Все мы смотрели на предмет, лежащий на полу.

– Так я и думал, – довольно улыбнулся фонарщик. – Сработало! Это прототип.

– Что сработало? – спросил Томас. Он покрутился и указал на ковёр, где валялся удлинённый предмет. – Ты об этой штуковине? Он – прототип? Прототип чего?

Манфред вскрикнул от радости:

– Нет, он не прототип. Он – письмо!

Томас изумлённо молчал.

– Письмо! Я же говорю – сработала наша старая почтовая труба! Точнее, её прототип!