Юлия Анк - Мастерская мистера Лимо

– Вам стоит отправиться к спящим. Они видят и знают больше, чем я. Да и Наг зимой просыпается редко, поэтому мы не сможем вам помочь. Я сберегу ваши вещи, но не решу ваших задач. Поспешите за Ольгой, и пусть нам поможет вода Динадали!

Оставляя шелковицы позади себя, мы спешно возвращались в город под куполом. Поначалу прячась, но позже совершенно забыв о всякой предосторожности, поскольку на улицах было много людей. Обеспокоенные горожане, оторванные от своих дел, торопились, на ходу вытирая полотенцами руки, или снимая с себя фартуки, или надевая куртки поверх домашних халатов. Все бежали в одном направлении, и мы влились в этот поток.

Возле дома, разрисованного как праздничный торт, образовалась толпа. Мы с трудом смогли протиснуться внутрь, в самый её центр. Там, посреди улицы, прямо на брусчатке, сидел человек в одежде клоуна, порванной и перепачканной чем-то чёрным. Его курчавые волосы торчали во все стороны, а красный нос, покрытый гримом, и белые щёки размазались и сделали лицо неузнаваемым. Однако не знал этого бедолагу, кажется, только я один. Остальные сочувственно качали головами, и кое-кто уже помогал человеку подняться, но, казалось, он не хотел вставать.

– Антоний! – воскликнул Кристоф, когда мы оказались перед несчастным клоуном. – Что случилось?

Антоний посмотрел на нас и тут же опустил глаза на брусчатку перед собой. Там лежали обломки разноцветного футляра, ещё недавно обмотанного красивой серебристой бумагой и разноцветным серпантином.

– Вот, – голос Антония был еле слышен среди гомона собравшихся соседей, – я готовился выйти к вам с речью, я репетировал. Это… это было официальное приглашение на наш ежегодный Новогодний бал. Вы же знаете, я должен был читать! А моя праздничная пушка, из которой, я собирался выстрелить приглашение на праздник… – голос клоуна дрожал, обида и испуг не давали ему продолжить свой рассказ. Его подняли на ноги, отряхнули. Кто-то принёс горячий чай, кто-то подал тёплое одеяло. Через минуту, когда клоун Антоний согрелся и немного успокоился, он всё начал заново:

– Я просто репетировал. У нас традиция, вы же помните? Я должен был зачитать приглашение завтра пополудни. А сегодня мне нужно было проверить, всё ли готово. И вдруг, когда я снял защитную крышечку с раструба, лист с приглашением вспорхнул вверх, пробил крышу моего дома и – ба-бах! – взорвался! Представляете? Он сам! Ба-бах! На такой высоте?! Он пробил крышу в моём доме – только посмотрите!

– Лист бумаги пробил крышу? – Кристоф нахмурил брови. – Это, пожалуй, чересчур…

Теперь все смотрели туда, куда указывал несчастный клоун. И не сделай он этого вовремя, случилось бы непоправимое: красная черепица была раскурочена, а кое-где съехала и продолжала неумолимо двигаться вниз.

Рассерженный Томас издал звук, похожий на звериный рык и, не медля ни секунды, отправился на крыльцо дома и сразу же вошёл внутрь. Через пару минут он вернулся, развёл в стороны свои большие руки и сообщил то, что ужаснуло всех:

– Твоя мастерская, приятель… Её больше нет. А вот твоё приглашение, которое ты должен был зачитать, – мистер Валин протянул печальному клоуну настоящий лист с текстом, написанным на нём. – Похоже, всё было неслучайно?

Из толпы вышел Леонид. Его бакенбарды, до сих пор задорно торчавшие в стороны, повисли, сам он был бледен почти до синевы.

– Это я… – пробормотал он, – это моя бумага…

Все замерли. Антоний хотел поставить кружку, из которой ещё пил чай, на блюдце, но у него не получалось. Раздосадованный этими обстоятельствами, он отдал уже остывший напиток кому-то справа.

– Ты? – переспросил взлохмаченный клоун. Его голос пополз вверх. – Ты?! Это ты подсунул мне бумагу, чтобы сделать такое?!

– Я, вообще-то… я делал её для хлопушек! Для хлопушек! Из этого листа могла получиться тысяча, нет, намного больше хлопушек! Как он оказался у тебя?! Я должен был привезти их на праздник! Это был сюрприз для всех!

– Сюрприз удался! – воскликнул Антоний. Он наступал на приятеля, но тот не сходил с места и, казалось, не обращал внимания на гнев клоуна.

– Я не понимаю, как она у тебя оказалась! – с дрожью в голосе ответил Леонид и обратился к Милли и Акиму – Пока мы… Что с нашими мастерскими?!

В следующую секунду громыхнуло ещё где-то.

– Ольга… – охнула мадам и, развернувшись кругом, кинулись по улице направо. За ней последовал Аким, а потом Манфред с Томасом, который прежде велел несчастному клоуну вернуться в мастерскую и поискать в ней оставшиеся записи, чтобы припрятать их как можно дальше. Биолог ухватил меня за рукав и потащил вслед за остальными, в дом, который принадлежал неизвестной мне Ольге.

Мадам Миллинэли прошла к двери первой. Она помедлила немного и нажала на ручку.

– Ольга! – позвала хозяйку дома мадам, отворив дверь. – Это мы!

Дом, к моему удивлению, был самым обыкновенным. Никаких странных форм: тут были ровные каменные стены, прямоугольные окна, занавешенные шторами, цветы на крыльце. Дом как дом. Только красивый. Мы вошли внутрь. В просторной прихожей никого не было. На втором этаже послышались торопливые шаги. Скрипнули половицы, потом доски на ступеньках, и всё стихло. Аким снова позвал дочь:

– Где ты, Ольга? Спускайся!

Что-то повернулось прямо перед нашим носом. Как будто внутри коридора, где мы стояли, образовалась воронка из воздуха. Разворот! И перед нами предстала невысокого роста девушка, быть может, чуть старше меня. Точнее, лишь её верхняя половина с копной таких же каштановых волос, как у Акима, только кудрявых и длинных – гораздо ниже плеч.

– Мама, это ты? Папа? И мистер О́Коттон! Томас!

– Мы, девочка моя. Что случилось, и почему ты в таком виде? Они были у тебя?

– Да. Извини, я не смогла из-за этого прийти к матушке Боа. Какие-то люди появились сразу, едва я получила твоё сообщение. Мне повезло: я как раз пробовала менять интерьер с помощью своих новых тканей и крепила их к стенам. Посмотрите, у меня тут всё держится на булавках. А эти болваны не заметили!

Появление Ольги меня обрадовало и смутило одновременно – она была примерно моего возраста. И, вероятно, я слишком выдал свои эмоции, потому что Ольга окинула меня с ног до головы, весьма высокомерно задрала нос и, не спросив моего имени, вернулась к разговору с родителями. Правда, они не спешили приступать к беседе, продолжая смотреть на свою дочь.

– Ольга, будь добра… Верни свою нижнюю часть: мне очень непросто разговаривать с… половиной тебя, – Аким шутливо нахмурился.

Но Ольга не спешила слушать отца и, как мне показалась, специально, чтобы повеселить родителей и гостей, оставалась в прежнем виде. Аким прошёлся по комнате и остановился возле белой стены, на которой висела пара картин: