Алексей Терентьев - Сказки Руси-Даждьбожьей Стороны

– А давай у человека спросим, ведь он вон какой большой, может дельное, что и присоветует.

– Нет, мне человек враг, я на то и порождён чтобы их морочить да усыплять. Зверей лесных напитывать, да костями поляну заповедную выкладывать.

Открыл глаза младший брат да и устремил взгляд на жителей лесных дивных. И не то диво что увидел, а то диво что не испугались они его одинокого, а в судьи свои выбрали.

Долго слушал он их, то угрозами, то ласками склоняли они его каждый на свою сторону, обещаньями да дарами, посулами да проклятьями грозились. Но выяснив всё, младший брат рассудил их так. Нет среди равных высшего. И тот и тот достойны в хозяева лесные. Токмо разделить надо время их хозяйства в лесу заповедном. Тот что зимой спит на время сна уступить по добру по здорову должен место своё, а уж как весна красна наступит, так черёд другого хозяйничать придёт, но и с уважением к тому кто в лесу зимой порядок держал. Выслушали приговор человеческий лесные духи, поклонились за суд да приговор, да на том и порешили. Уснул человек, а во сне снова слышит голоса:

– Как аукнется, так и откликнется. Не вынес он супротив меня решение хотя и мог бы, ибо шуткой злой да проказой лихой встречаю я человека в лесу. Но не стал он греха творить, правдой кривду пересилил, потому подарю ему уменье знатное. Стоит захотеть ему что узнать по лесному делу, али ещё по какому, только аукнет он в любом месте, где хотя бы былинка будет, так ответ ему от меня придёт.

– Это ты хорошо братец Аука придумал.

Тонкий голосочек ему вторит:

– Мне же то ж промеж нас говоря, надобно за суд честной отплачивать. Подарю ему платочек лесной, из паутины плетёный, да словом чудным да дивным заговорённый. Раскроет он его, так всегда ему будут дары леса на платочке, не потеряется он от голода теперь, в любых полях да лесах, в поселениях да посадах людских.

Проговорили голоски тонки и пропали, как и не было их. Выспался младшой брат, да и отправился вновь по своему делу, по пути дальнему да не скорому. Вот уж и вновь день прошёл, а дорожка клубится катится, и со взгорочка на взгорочек, со стежки малой в широку дороженьку, а с широкой дороженьки вновь в непроезжую, да не в прохожую тропинку малую. А как солнышко красное вновь клонится к закату сталось, да лучиками своими волшебными впослед землицу матушку обнимать выходило, так и заметил младшой брат наконец-то перекрёсточек заветный, скоморохом предсказанный. Устремились его ножки резвые в ту сторонушку, да не успел он оглянутся как морок на него напал. Как сквозь пелену видел он волшебную развилочку, а тело казалось, само по себе чуть в сторону всё забирало. Как послышался хруст под ногами у юноши, так и пелена спала. Огляделся он горемышный, и ужас объял его сердечко ретивое. Не к перекрёсточку он вышел, а в поле чистое выбрел. В поле чистое, да костями людскими усеянное. Шёл он по ним, да похрустывали хрупки косточки от долгого времени ставшие прахом от одного прикосновения молодецкого сыпавшимися. Глаза же младшого брата всё искали и нашедши точку чернеющею в дали дальней к ней направили тело младое. День другой шёл герой, а точка всё не приближалась, как пошёл же третий день, так и показался тын медный, раскинувшийся да так что и глазом конец его было не возможно увидать, а каждый колышек воткнутый в землицу матушку, как жемчужинкой был украшен черепом человеческим, что в послесмертии скалясь, как бы предупреждал путника незадачливова о судьбе и доле той, что вскорости последует.

Не сробел младшой брат, подошёл в тому тыну. Да ногой пнул его. Гул пошёл, да на всё полюшко, а где нога молодецкая со стеной медной соприкоснулась, проход открылся. Шагнул в него герой, да и приостановился. Двор княжеский, пред ним открылся. Да не хоромы рубленные из брёвен тока стояли в центре, а самая, что не наесть избушка на курьих ножках. Вроде как и далече стояла постаивала избушка, ан глядь уж пред ней герой оказался. Открылась дверь дубова и показалась хозяйка строга.

– Гой еси добрый молодец? Как звать величать, какого роду племени, чай царевич, али княжич, коли смертушки не забоявшись здеся оказался?

Красны сапожки на хозяюшке страшно скрипнули, зазубрена сабелька на боку о пудову палицу стукнулась, синя юбка волной взвилась, от свиста звериного да шипения змеиного. Ибо стояла пред ним не ведьма али чародейка, а сама богиня Яга-Ягинишна.

В пояс поклонился добрый молодец, начал говорить как по вежеству обученный, да по грамоте воспитанный.

– Дня тебе доброго Богиня Ягишна, супружница и подружия Бога вольного Велеса. Роду племени – я славянского. Имя тебе моё без надобности, потому как не княжеского и уж тем более не царского роду племени. Дорогой не прямой, иду бреду по свету белому. Не по своей я воле пришёл сюда. Надобность мне превеликая в поиске молодильных яблочек. Батюшку да матушку излечить мне надобно, а не то сестрица моя родная их со свету сживёт, на мне грех будет, что мог, да не уберёг родителей.

Грозно сверкнули глаза Бабы-Яги, встрепенулись как живые волосы её чёрные, хриплый смех сорвался с губ её алых:

– Ежели не лжёшь, да все, так как поведал мне старухе, то не миновать твоей сестре тына моего медного. Видишь вон там, меж черепов местечко уготовано. Меж тем костяным котелком что при жизни жёг да губил людишек невинных, и предателем лютым, что заради серебра городище ворогам продал подземный путь указавши, как раз про меж них и насажу в своё время в назидание для остальных человечков, головушку сестрицы твоей, как на суд предстанет. Помочь тебе я бы помогла, да не досуг мне.

Осмотрев своё хозяйство кивнула она в сторону построек придворовых, да перстом указав, герою, что стоял с замеревшим от страха сердцем, незваным гостем.

– У богини есть дела и поважнее, а вот переночевать, в баньке искупать, да покормить на дорожку далёкую, это за всегда пожалуйста.

Уже добрее проворчала Богиня пекельного царства.

– И на том благодарствую, повелительница летучих мышей. Нет больше позору, чем не выполнить уговора. Потому уйду, как отпустишь, а тебе слава добрая, за привет да помощь путнику, пусть и не знатного роду.

– Вот же ушлые вы людишки. Вроде и слова простые говорите, а сердце жжёт ими хуже каменьев горячих. Иди в баню, чуется мне, там тебе и привет будет и ответ на то, что Долей сестрицей моей, прописано тебе. Не спужашься, так о деле после поговорим, есть у меня что тебе сказать гость пришлый…

Топнув ногой в сапоге новеньком. Богиня развернувшись вихрем влетела в терем и захлопнула дверь за собой. Поклонившись ей во след молодой герой, отправился в баню, грязь подорожную смыть с себя, да одёжу свою замызганую путём, состирнуть.

– Баня, как баня, чего Яга пугала… – уже через пол часочка ворчал молодец, подбавляя жару на каменку.