Коллектив авторов - Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 1

С чем связано возвращение гуманиста Горького в сталинскую Россию после года «великого перелома» – коллективизации, обернувшейся раскрестьяниванием страны и уничтожением трудового класса? Трудно ответить на этот вопрос, тем более что последние годы жизни писателя во многом покрыты тайной. Можно лишь предположить, что Горький, панически боявшийся русского крестьянина, как раз и воспринял год «великого перелома» как победу над анархической и жадной до наживы и денег крестьянской массы, не увидев от страха перед крестьянством трагедии целого народа и всего государства.

В январе 1930 года М. Горький так писал Сталину об одном из самых страшных его преступлений – о коллективизации: «Это – переворот почти геологический, и это больше, неизмеримо больше и глубже всего, что было сделано партией. Уничтожается строй жизни, существовавший тысячелетия, строй, который создал человека крайне уродливо своеобразного и способного ужаснуть своим животным консерватизмом, своим инстинктом собственника». Страх перед мужиком, заставивший увидеть великого художника в «ликвидации кулачества как класса» – «переворот почти геологический», как бы подмывал нравственный императив естественного человеческого противостояния тому, что воспринималось как логика истории и было воплощено в железной и бескомпромиссной политике Сталина.

И все же страшные сомнения испытывал Горький, поселившись в особняке Рябушинского у Никитских ворот, полностью изолированный от внешнего мира агентами ГПУ и своим секретарем Крючковым. О его внутреннем состоянии хотя бы отчасти дает представление Московский дневник Ромена Роллана, великого французского писателя, давнего друга Горького, посетившего СССР летом 1935 года. По завещанию писателя, этот дневник не должен был быть опубликован в течение пятидесяти лет – настолько личными и идущими вразрез с общей политической ситуацией середины 30-х годов казались мысли, выраженные в нем. Горький предстает в дневнике фигурой одинокой и трагической.

«По возвращении в Россию он нашел в ней много перемен, – пишет Роллан. – Это была уже не лихорадочная Россия времен Гражданской войны. Это была Россия фараонов. И народ пел, строя для них пирамиды… Сверхчувствительного Горького захлестнули эмоции.

Потонув в буре народных оваций, в волнах любви своей страны, окруженный гвардией политических друзей, членов сталинского правительства, захваленный и осыпанный знаками внимания самого Сталина… став при жизни святым покровителем своего родного города, переименованного в его честь, выдвинутый без всяких оговорок на роль чрезвычайного комиссара культуры СССР, он захмелел от затянувшей его круговерти общественной жизни…

Он позволил запереть себя в собственном доме… поддаваясь чрезмерно деятельному усердию своего секретаря Крючкова, которому удалось нейтрализовать его. <���…> Крючков приложил немало усилий для того, чтобы изолировать Горького от собратьев по перу и от читателей. <���…>

Я очень люблю его, и мне жаль его. Он очень одинок, хотя почти никогда не бывает один! Мне кажется, что если бы мы с ним остались наедине (и рухнул бы языковой барьер), он обнял бы меня и долго молча рыдал».

Думается, что тонкий дар художника помог Роллану и через языковой барьер, и через назойливое внимание «фараонов», и через фимиамы лести, курящиеся ими, распознать истинную внутреннюю трагедию Горького, предельно обострившуюся из-за внешних обстоятельств, в которых он оказался в последние годы своей жизни после возвращения в СССР.

В Горьком будто жили два человека: художник и публицист. И если публицист призывал своих собратьев по перу писать о сталинских лагерях и о труде заключенных на строительстве Беломорканала как о великом достижении новой власти в перековке заблудших и не замечал трагедийности происходящего, то художник писал о судьбе личности в страшной действительности XX века, лишающей человека естественной для него социальной и творческой свободы. Именно эта тема – одна из основных в творчестве Горького 30-х годов. Дар художника оказывался как бы сильнее личности, несшей его в себе, заставляя преодолевать вольные или невольные заблуждения.

В художественном мире Горького мы не найдем, пожалуй, ничего, что требовало бы снисхождения будущих поколений читателей и извинялось бы ссылкой на страшные обстоятельства эпохи.

Проблема человеческой свободы или несвободы – вот центральная тема всего творчества Горького. В первых рассказах писателя она прозвучала как гимн романтически трактуемой полной свободе личности от всех оков внешнего социального мира, но уже тогда содержала в себе сомнения в ценности такой свободы для человека. Последнее произведение Горького – «Жизнь Клима Самгина» – подводит читателя к выводу о невозможности обретения личностной свободы в трагических условиях российской действительности XX века.

Вопрос о свободе – вопрос философский, и каждая эпоха, в том числе и литературная, трактует его по-своему, опираясь на господствующие философские положения.

В конце XIX – начале XX века серьезные изменения произошли в реалистической литературе. Рядом с классическими реалистическими формами возникли новые, принципиально отличные от традиционных. Их новизна проявилась прежде всего в трактовке исконной для этого литературного направления проблемы взаимодействия характеров и обстоятельств.

В новом типе реализма, появление которого связано с именем Горького, формируется новая концепция личности: человек не просто реагирующий на окружающую его жизнь, но созидающий, реализующий себя не в сфере частной интриги, а на общественном поприще. Кроме того, в реализме нового типа в качестве типических обстоятельств, воздействующих на личность, утверждается историческое время, и человеку, герою новой реалистической литературы, доверено выступить творцом истории.

Исследование соотнесенности этих начал формирует проблематику творчества Горького, в том числе эпопеи «Жизнь Клима Самгина». Предметом изображения здесь оказывается конфликт личности и истории. Может ли, в праве ли человек сохранить свою независимость в столкновении с историческими катаклизмами? Обладает ли он собственной волей в решении своей судьбы или же он всего лишь песчинка, подхваченная ветром исторического времени? Плодотворно ли воздействие истории или же оно сродни насилию над человеком и губительно для него?

Писатель намечает два возможных типа взаимоотношений личности и исторического времени: контакт с ним и отчуждение от него. Эти полярные позиции, представленные в творчестве Горького, как бы формируют поле огромного идеологического напряжения. С одной стороны, жизнь в произведениях Горького осмысляется под углом позитивного, созидающего сознания (Алеша Пешков в автобиографической трилогии, повествователь в цикле рассказов «По Руси»). С другой стороны, писателем исследуется негативное сознание, как бы разрушающее реальность («Жизнь Матвея Кожемякина», «Жизнь Клима Самгина»). Если герой первых его произведений преодолевает отчуждение, становится вровень со временем, то в последнем он отчужден от времени, враждебен ему. Писатель в своих произведениях как бы создал два полюса, два гигантских разнозаряженных магнита, между которыми и формируется его концепция человеческой личности, во многом определившая те представления о человеке, что были предложены русским реалистическим романом XX века.