Ксения Хан - Глаза колдуна

Серлас знает таких женщин лучше, чем хочет об этом думать, и потому не ведется ни на сладкие речи, ни на вкрадчивый голос.

– Пойди прочь, ведьма, – беззлобно бросает он. Говорить вслух запретное слово Серлас теперь не боится – здесь, вдали от ирландских людских страхов, посреди шумного многолюдного нынче города его никто не услышит и не заподозрит в неладном.

– Ай, – цокает гадалка и обходит его кругом. Серлас следит за нею вполглаза – не доверяет, не выпускает из виду рядом с собой, чтобы та не выкрала из его карманов последние деньги.

– Зачем гонишь, если я даже ничего не сказала тебе плохого? – спрашивает женщина. – Ни про дочь твою названую, ни про жену умершую.

Растревоженное сердце, что готово было стучать в грудь изнутри при одном только виде гадалки, похожей на свою сестру по дьявольскому ремеслу, теперь ухает в желудок Серласа и остается там. От гадалок одни беды, он знает: от их сказанных вслух слов – только страдания. Он гонит прочь заполняющий все тело внезапный холод.

– Ничего знать не хочу, фоморова девка, – рычит Серлас. – Пойди отсюда!

Она смотрит на его сгорбленную фигуру, проводит внимательным взглядом вдоль всего напряженного тела, от макушки, скрытой под шляпой, до старых пыльных сапог, и снова цокает.

– Несчастный мой господин, – вздыхает гадалка. – Который год живешь, как на привязи, и о беде своей не ведаешь. Жить тебе так, пока жизни не научишься правильной.

Серлас вскидывает руку, хватает женщину за плечо и стискивает так сильно, что слышит хруст тонких косточек ее ключицы. Вспыхнувший разом гнев заполняет его, вытесняет и страх, и сомнения; Серлас склоняется к ухмыляющейся женщине, не обращая внимания на косые взгляды в их сторону.

– Не хочу ни слышать тебя, ни видеть рядом, ведьма! От вас одни беды, с меня их довольно!

Ей наверняка больно, но виду не подает ни гадалка, растягивающая губы в презрительной усмешке, ни Серлас, разозленный, как дандовский [20] Свора псов Дандо – свора призрачных псов кельтского Иного мира – белые с красными ушами. Предводитель Охоты мчится впереди них на коне, и зовут его Дандо. пес.

– Как скажешь, господин, – шепчет, соглашаясь, ворожея, и Серлас разжимает руку. Ладонь горит, словно ее только что опалили огнем, а цыганская ведьма лишь кривит губы и отходит, скрываясь в толпе.

– Позаботься о названой дочери, Серлас из Ниоткуда, – слышит он ее прощальные слова.

После он решит, что все, от гадалки до странных речей и шепотков, ему привиделось на солнцепеке. Но теперь, когда цыганка растворилась среди шумных горожан Джерси, Серлас вздыхает, утирая со лба проступивший холодный пот, опускает глаза вниз, пряча от яркого полуденного солнца. И тут же снова проваливается в панику.

Клементины нет рядом.

Шумная ярмарочная площадь растворяет в десятках чужих голосов его собственный сердитый крик. Наверняка девочка, заметив что-то интересное, убежала от него к лавке со сладостями, разодетому фокуснику или индийским торговцам. Серлас пробирается через плотный людской поток – сперва к помосту с театральным представлением, на котором пляшет под нехитрую песню юноша. Не найдя там Клементину, он спешит дальше, к лавке с восточными пряностями. Здесь девочку тоже никто не видел.

Он не дает себе запаниковать – шустрый ребенок ускользнул из-под его внимания, в этом нет ничего страшного. Когда Серлас найдет ее, то обязательно выпорет за непослушание, а пока ему не стоит бояться.

Но Клементины нет ни среди ярких цыганских юбок, ни у прилавка со сладостями, ни в толпе зевак перед фокусниками. Серлас мечется между смеющимися людьми, разодетыми по случаю праздника, во все парадное, и клянет и их, и сам праздник.

Позаботься о названой дочери . Чертова ведьма, словно знала, что Клементина при любом удобном случае готова сбежать из-под присмотра нервного Серласа, вывести его из себя непослушанием и упрямством, заставить бояться за ее жизнь, даже когда угрожает ей всего лишь наказание за прогул в школе.

Лучше бы он порол ее всякий раз, как та смеет дерзить.

Мысленно помянув всех самых страшных богов племен Дану, Серлас идет вдоль домов по кругу от площади, вслушивается в гул толпы, стараясь уловить в нем смех девочки.

И вместо смеха слышит испуганный крик.

– Не надо, пожалуйста!

Ветер приносит голос Клементины с одной из улиц, что тонкой нитью уходит вверх от площади, и мужчина спешит туда со всех ног. У него нет острого слуха и чуткой интуиции, но девичий крик спутать с чужим Серлас не может: это испуганно умоляет Клементина, это она боится.

Он протискивается между обозом с картофелем и пыльной стеной дома, огибает невысокую деревянную ограду чужого двора, сворачивает за угол, кляня Клементину, ее любопытство, что потащило упрямую девицу в такие дебри, себя за невнимательность, – и врывается невольным зрителем на сцену страшного спектакля. Девочка стоит, прижавшись спиной к стене дома старухи Фионы, в окружении трех мальчишек выше ее на голову. И закрывает собой собаку.

– Отдай пса, воровка! – визгливо рявкает самый высокий из задир, сын рыбака Винсента. За полгода мальчишка вымахал и стал ростом почти с отца, у него ломается голос, а характер оставляет желать лучшего. Он чаще всех в городе цепляется к Клементине.

И сейчас он трясет перед ее лицом кулаком с зажатым в нем платком. Коса Клементины растрепалась, и лохматые пряди спадают ей на влажное от пота лицо, закрывая перепуганные глаза. Серо-зеленые, болотного цвета, контрастирующие с пробивающейся рыжиной волос.

– Отдавай! – поддакивает второй мальчик. – А не то получишь по ребрам! И не посмотрим, что ты девчонка!

– И зря, – встревает Серлас. Мальчишки оборачиваются к нему с самым воинственным видом, на какой способны перед лицом взрослого. Сын рыбака Винсента выступает вперед.

– Она собаку мою украла! – ябедничает он и тычет в Клементину пальцем.

– Ты ее бил! – защищается та. – Ты хотел ей хвост отрубить!

– Это не твое дело! Пес мой, и я буду делать с ним что захочу!

Серлас слушает ребяческую перепалку с ухающим от быстрого бега сердцем, и страх отпускает его нутро. Всего лишь детские разборки, слава Морриган. Местные мальчишки шумные и порой злые, но их мало кто воспринимает всерьез. И если они говорят, что дочь рыбака Серласа на уроках говорит про сны с воронами, прячет в подоле травы и защищает каждую убогую тварь, то никто из взрослых не слушает их. Они дети, и потому их россказни безобидны.

– Клементина, – зовет ее Серлас. – Отдай им пса.

Она вскидывает к нему полное решимости и обиды лицо, на щеках вспыхивают красные пятна.

– Не отдам! Пусть не бьют его!