Татьяна Мастрюкова - Приоткрытая дверь

И в этот раз Люля была самая настоящая, наша тетя Юля со своими настоящими эмоциями, настоящим, непритворным беспокойством за свою маму, которая сейчас как никогда нуждалась в поддержке и сочувствии.

Плача, бабушка рассказывала, отрицательно мотая при этом головой, словно сама себе не верила.

Бабушка проснулась не из-за своего храпа и, конечно, никаких свистов и цоканий моих не слышала. Просто кто-то тяжелый навалился ей на ноги и на четырех лапах зашагал к изголовью кровати прямо по бабушке.

Она попыталась скинуть, как ей думалось, приблудного кота, но не могла пошевелить даже пальцем. Тело сковал сонный паралич. По мере приближения тяжелого существа к голове бабушку все больше охватывала паника. В темноте невозможно было ничего разглядеть, а приподнять голову она не могла.

Внезапно она вспомнила, что за шкафом сплю я. И в тот момент, когда бабушка собралась позвать меня на помощь, четыре тяжелые лапы напружинились, и существо прыгнуло прямо ей на грудь, навалилось камнем, вцепилось жаркими, в жесткой мохнатой щетине пальцами в горло и принялось душить. Бабушка запаниковала. Воздуха не хватало. В лицо жарко дышал душитель, она слышала его сопение. Внезапно бабушка вспомнила – молитва!

Едва связывая слова, она мысленно начала кричать «Отче наш» и не успела дочитать и до половины молитвы, как существо отвалилось, мягко упало на пол и сгинуло. А бабушка смогла только перевернуться на бок и словно в яму провалилась в сон, возможно, потеряв сознание.

Но рациональная часть бабушки, которая до последнего сопротивлялась всему разрушающему ее привычную картину мира, отказывалась видеть в этом происшествии что-то паранормальное. Поразительно, как в моем случае она живо приплела доброго домового, а сейчас вообще забыла о собственных же мистических догадках.

Даже синяки на шее она, собрав волю в кулак, объяснила старческими пролежнями . Бабушка, которая ненавидела все, что связано со старостью и не признавала свой реальный возраст, благо всегда выглядела моложе своих лет!

Не желая больше обсуждать ночной кошмар, она просто повязала шелковый платочек на шею и сделала вид, что ничего не было.

Тем более что тетя Люля немедленно применила свои ведьминские познания в медицине, намазав бабушке шею какой-то волшебной мазью. Но я потом случайно увидела в мусорном ведре фабричную упаковку мази от синяков на основе бодяги. В конце концов, мусор выносить было моей обязанностью. Но тетка могла не бояться разоблачений с моей стороны. Мне все равно последнее время никто не верил.

Бабушка гордилась своей Люлей, а мне почти неделю было страшно засыпать.

Удивительно, что в тот момент, когда ее душили, бабушка не вспомнила свой собственный рассказ о домовом, которого достаточно было спросить: «К добру или к худу?» Получается, что, даже если знаешь, что делать, в панике все из головы выветривается.

Потом бабушка оправдывалась, что в деревне все постоянно жили рядом с ненормальным и потусторонним, никого это не удивляло и об этом не разговаривали. Мол, к чему такую бытовую мелочь обсуждать, когда есть дела поважнее?

А вот я вспомнила свой сон про пожилого дядьку со жгутом. Он не был похож ни на кого из соседей, значит, посторонний. Наш подъезд оснащен кодовым замком, то есть просто так войти в дом он не мог – только если его впустил кто-то из жильцов. Дядька спускался с лестничной клетки, обклеенной обоями для детской. Если расшифровывать сон как набор символов, то место обитания маньяка – детская. В бывшей детской жила сейчас тетя Юля. Тетя Юля, которая подбила меня вызвать духа по собственной методике…

Устроившись тихонько у родительского балкона, я забила в поисковик: «Домовой» . Вылезли картинки добродушного бородатого старичка и домовенка Кузьки.

«Девочка, я домовой. Чтобы доверять мне, зови меня Кузькой. Что бы я ни делал с квартирой или же с тобой, девочка, твоя мама и твой папа меня не увидят. Они будут думать, что все в порядке. Я заберу все, что у тебя есть, девочка. А потом сожру твою душу».

Вера в домовых восходит к древнему ритуалу человеческих жертвоприношений при закладке дома…

Душит, бьет, травит, крадет детей…

Вот тебе и Кузька.

«Как избавиться от домового» , – снова ввела я запрос. В этот момент напрочь пропал интернет…

После школы домой идти совсем не хотелось. Все девчонки, как назло, были заняты, а одной шататься по торговому центру или в одиночестве смотреть киношку как-то не грело. К тому же еще эта домашка…

Дома я застала в самом разгаре скандал. Бабушка, стоя на пороге своей комнаты, кричала на моих родителей. Папа был возмущен и немного растерян, мама взбешена.

– Что я, не знаю, кто меня душил? – трагически хваталась за горло бабушка, картинно вскидывая брови, как всегда, аккуратно подрисованные. – Ты же убийца! Маньяк-убийца!

Похоже, она всерьез обвиняла папу, без шуток. Это совсем было на нее не похоже. Я тихонько скинула кроссовки и прокралась к маме за спину, скорее удивленная, чем испуганная.

– Окститесь, Галина Петровна! – только и повторял папа как заведенный. – Вы ведете себя как безумная старуха!

– А ты, Александра, покрываешь его! Тебе плевать на мать! Ты тряпка, никчемная, пришибленная! Он же сейчас схватил меня за шею, сжал и толкнул! Я позвоню в полицию!

– Прекрати, мама! Ты с ума сошла! – тоже кричала моя мама. – Если бы Паша так сделал, то ты бы сейчас здесь не истерила! Ты… Ты только что сама себя душила! Мы психушку вызовем!

Они стояли, как на сцене, не приближаясь друг к другу, и вопили во весь голос страшные вещи. Я никогда такого не видела и не слышала. Это было ужасно, то , что они кричали друг другу. То, как они это делали.

Тихое хихиканье со стороны детской заставило меня резко обернуться. Но я успела увидеть только, как тетя Юля прикрывает за собой дверь. И опять мелькнуло сквозь волосы это не-лицо , эта мерзкая страшная маска. Довольная, страшная харя!

Это все из-за Люли, что ли? Из-за этой не-Люли ?

– Замолчите! – во весь голос завопила я.

Мне правда стало очень страшно. Родные мои, такие знакомые, обычно спокойные и всегда друг к другу дружелюбные, превратились в агрессивных ненавидящих психов, готовых драться.

Мне удалось перекричать их. И когда они замолкли, я заплакала. Не хотела плакать, совсем, но тут как прорвало. И не от страха, а от отчаяния. От того, что я ничего не могу сделать.

– Настюшка, что случилось? Ты что? Ты что? – вдруг всполошилась мама, бросилась, обняла меня.

Папа собирался что-то сказать, но вместо этого оглушительно чихнул и смутился. Бабушка поправила сбившийся платок на шее, засуетилась вокруг нас, гладила меня по голове.