Тим Пауэрс - Последняя ставка

– Против стрит-флеша? Нет , премного благодарен. – Юный Стив перевернул карты и отодвинул в сторону. – Летающая монахиня взлетела до потолка.

Крейн пожал плечами в деланой досаде и потянулся, чтобы собрать кучку банкнот. «Спасибо тебе, Оззи», – подумал он.

– Ах, ах! – сказал Леон, поднимая ухоженную смуглую руку. – Я ведь родитель этой «руки», вы не забыли? – Он повернулся к Крейну с улыбкой, которая выглядела просто ужасающе на фоне повязки, красно-синего отека и багровых вен. – Я объявляю «Присвоение». – Он вынул из кармана белого пиджака пачку денег и принялся отсчитывать стодолларовые купюры. – Ньют, подсчитайте банк, будьте любезны. – Леон снова улыбнулся Крейну. – Я поддержу напоследок – ва-банк.

Крейн расправил ладони и опустил голову, чтобы скрыть быструю пульсацию артерии на горле. Снаружи было темно, Крейн боялся смотреть в окна; он думал, что увидит там плотную бурую озерную воду, что судно уже перевернулось, и игроки удерживаются в креслах лишь какой-то центростремительной силой.

– Ладно, – прошептал Крейн, – хотя вы… вы знаете , что уже завладели частичкой меня.

– Если легок ты и быстр, как овечка, – гремел Снейхивер, и от его голоса с горных склонов поднималась пыль, – долетишь туда на луче от свечки!

Рей-Джо Поге все еще пытался пересечь дорогу; какая-то старушка увидела его кепку и завизжала от ужаса, а он вслепую ковылял рядом с нею. На плотине можно было разглядеть совсем немного людей – вероятно, раненых; все остальные уже сбежали отсюда пешком.

Мавранос зигзагами пробрался между заглохшими и разбитыми автомобилями, переступил через бордюр на тротуар нижней стороны плотины и, свесив руки через парапет в нескольких ярдах от пляшущего на узкой полоске Снейхивера, с замиранием сердца посмотрел поверх своего револьвера, сквозь толщу тронутого туманной дымкой воздуха на галереи находившейся далеко внизу электростанции, еще ниже которой кипела вода, выливавшаяся из растревоженного водосброса, смутно видимого внизу, и еще дальше – а потом поспешно выпрямился, уставился на парапет, на который опирался, и провел мозолистой ладонью свободной руки по его верху.

Бетон оказался выщербленным и волнистым, как будто его обработали лобзиком, как будто это была театральная декорация, изображавшая скальный обрыв, и Мавранос вспомнил карту «Дурак» из Ломбардской Нулевой колоды: дурак плясал на краю скалы с очень похожими зубцами камней.

Когда же Мавранос вновь взглянул на Снейхивера, то увидел, что пальто на парне стало длиннее и свободнее, что оно подпоясано веревкой, а на голове у него странный убор из перьев.

И он был ужасно высок.

Поге, наконец, тоже выбрался на тротуар и вроде бы находился в нескольких ярдах от Мавраноса. Карта все так же торчала из-за ленты его бейсболки, как лампа шахтерского шлема, и он теперь поднял руку с маленьким пистолетиком и направил его сквозь сырой ветер в сторону Снейхивера.

Все так же опираясь на парапет, Мавранос поднял руку с револьвером, прицелился в грудь Поге, ощутив, как патроны с медными гильзами и пулями «глейзер» с пластиковыми наконечниками громыхают в барабане – и, держа палец на отполированном металле спускового крючка, застыл, внезапно осознав, что не сможет убить никого.

Оружие Поге громыхнуло, подбросив его руку вверх, но безумный танец Снейхивера не прервался. Первый выстрел Поге ушел куда-то в клочковатый дождливый воздух.

Но ведь я же чертовски хороший стрелок, подумал Мавранос и перевел мушку на другую цель, на подрагивавшую вытянутую руку с пистолетом. Может быть, мне не придется убивать его.

Он аккуратно, так, что мушка совершенно не пошевелилась, нажал спусковой крючок двойного действия, и когда резкий грохот ударил ему по барабанным перепонкам и ствол подскочил вверх, подброшенный отдачей, он увидел, что Поге покатился по земле.

Он увидел также, что пыль поднялась со стены и тротуара, и подумал, что, не иначе, глейзеровская пуля разлетелась на части, еще до того, как поразила руку Поге. Если так, то он мог убить его, хоть и очень тщательно целился.

Впрочем, Поге уже поднимался на ноги, и кисть его руки представляла собой красно-белое месиво, и из нее струилась алая артериальная кровь, и это значило, что Мавранос попал именно туда, куда целился. При виде изувеченной руки к горлу Мавраноса подступил горячий ком рвоты, и он решительно стиснул челюсти и сглотнул… но на миг ему подумалось, что его револьвер каким-то образом выпустил несколько пуль или, что вероятнее, несколько подобий пуль.

Громко воя, под дождем со вкусом морской травы, Поге метнулся к ногам Снейхивера.

Мавранос снова поднял револьвер, но две фигуры уже слились, и мостовая сотрясалась над трудолюбивым сердцем плотины, и он не решился стрелять. Поге забрался на парапет, оседлав его, уселся рядом со Снейхивером и обхватил его ноги здоровой рукой. Его кепка свалилась и теперь планировала вдоль высоченной стены плотины, а тщательно уложенные волосы растрепались и прилипли прядями ко лбу.

Снейхивер уже не прыгал, а просто стоял на узком парапете, но все еще улыбался в темное небо и размахивал руками. «Слепой, как крот!» , прогремел он, и Поге с Мавраносом, стеная, повторили крик.

– Слышит ли меня кто-нибудь? – прокричал Поге сквозь шум горячего дождя. Его окаймленные темными синяками глаза были плотно зажмурены, а сквозь марлю, наклеенную на нос, проступила кровь.

Мавранос беспомощно помахал пистолетом.

– Я слышу тебя, парень.

– Помогите, пожалуйста, – проговорил, всхлипывая, Поге. – Я заблудился и ослеп, но мне нужно срочно окунуть голову в воду. Я не могу ждать, пока кровь уймется! Я на озерной стороне дороги? Тут, под нами, озеро?

«Если я скажу «да», – думал Мавранос, – он выпустит Снейхивера и прыгнет, и я смогу стащить Снейхивера сюда…

Но так я убью Поге вернее, чем если бы выстрелил ему в лицо.

Если я скажу «нет», он сбросит Снейхивера и беспрепятственно перейдет дорогу. А я не смогу добраться до него и остановить его, поскольку его колдовские оптические иллюзии снова наберут полную силу. Он прыгнет в водохранилище, и Диана неизбежно погибнет.

Если я не скажу ничего?..

Что ж, тогда, – мрачно подумал он, – я попаду в ад».

– Ты как раз над озером, – громко сказал он, чувствуя, как каждое слово выжигает клеймо в его душе. – Ты сидишь на перилах с северной стороны дороги.

Худощавое лицо Поге разрезала белозубая улыбка, контрастирующая со спутанными мокрыми волосами и окровавленной повязкой на носу…

…И он дернулся вперед, вонзил зубы в икру ноги Снейхивера и, вскинув ногу, свисавшую внутрь парапета, пнул Снейхивера в колено.