Бранвена Ллирска - Песнь Серебряной Плети

– Боюсь, в твоих россказнях о Кэр Анноэт, которая, аки отель Калифорния, впускает внутрь, но не выпускает обратно, есть дыра. Потому что, если все так, как ты говоришь, то объясни мне: кто зажигает свечи? Кто собирает эти самые чертовы гирлянды из черепов? И самое главное… – тут ее голос все же предательски дрогнул: – К-кто стоит у тебя за спиной?

Киэнн закатил глаза, как если бы она пыталась скормить ему самую дурацкую и банальную крипи-стори:

– Слендермен? Мне «не оглядываться»?

И, словно в насмешку, небрежно обернулся. Вот тут-то показная веселость вместе с мрачным фиглярством мигом слетели с него. За спиной у Киэнна молча стояла высокая мертвенно-бледная фигура с глубоко запавшими, воспаленными глазами, всклокоченной шевелюрой безумца и в грубом сером плаще до самых пят. Лицо женщины (а это была определенно женщина) казалось выточенным из куска мрамора, и, хотя ни у кого бы язык не повернулся назвать ее уродливой, ваявший это лицо скульптор работал уверенно и небрежно, не утруждая себя сглаживанием шероховатостей. На щеках лежали пятна слез, но слез, высохших не одно столетие назад. Сумрак ползал у ног страшной гостьи, словно униженно молил о пощаде.

– Будь… я… проклят… – только и сумел выговорить потрясенный Киэнн, переходя на язык, который он чуть раньше представил Фэй как шилайди. Фонетика, лексика и синтаксис оного показались ей достаточно схожими с древнеирландским, который она удосужилась выучить года четыре тому назад. Верней, овладеть на достаточном уровне, чтобы читать «Книгу Бурой Коровы» в оригинале. Потренировавшись пару часов, Фэй уже вполне сносно разбирала звучание и даже конструировала небольшие фразы.

– Накличешь, – глухим голосом упрекнула короля пришелица.

– Да куда уж больше! – в отчаянии отмахнулся он.

– Страшно, Дэ Данаан? – мрачная потусторонняя женщина казалась недвижимой проекцией, присутствующей и отсутствующей одновременно. Ее блеклые, немного асимметричные губы едва заметно кривились в презрительной усмешке.

– Как ты тактична, Тьяр! – Киэнн до скрипа сжал зубы, чтобы унять дрожь, но получилось все равно неважно. – Деликатна. Могла бы прямо спросить не обделался ли я с перепугу.

Гостья демонстративно втянула воздух ноздрями:

– И правда, пованивает.

– Я тебя перехвалил, – качнул головой бывший король. – Н-не сочти за праздное любопытство, Т-тьяр, – он глубоко вдохнул, явно пытаясь совладать с неслушающимся языком. – Я говорю с живой баньши и-или ее призраком?

«Гром и молния! Баньши!» – охнула про себя Фэй. Конечно, скорбную фею-плакальщицу из ирландских преданий не всегда изображали именно такой, но, в целом, леди в сером вполне походила на самою себя. Она пришла оплакать их обоих? Или только короля? – По слухам, простых смертных баньши такими почестями не жалуют.

– А я говорю с живым Киэнном Дэ Данааном? – выражение лица пришелицы не поменялось.

– Ну, теперь это явно ненадолго. – Киэнн сглотнул. Улыбка у него получилась довольно жалкой. Сделал еще несколько коротких вдохов, точно загнанный зверь. – Может, не будем играть в кошки-мышки? Бежать мне некуда. Да и на ноги я сейчас просто не встану. Так что прикончи меня – и дело с концом.

– Не смеши меня, Киэнн, – склонила голову набок баньши. – Места для охоты здесь предостаточно. И если я ее начну – ты встанешь. А если не сможешь – поползешь на брюхе. То-то будет потеха!

Киэнн зажмурился. Потом, с обреченной готовностью, кивнул:

– Ладно, детка, я твой. Бери меня так, как тебе нравится.

Улыбка баньши внезапно чуть потеплела и даже взгляд серебристых глаз словно оттаял и просветлел:

– Ты неисправим.

– Извини, – пожал плечами Киэнн.

– С ума сойти! Ты выучил это слово? – Плакальщица легко скользнула по шершавому щебенчатому полу, не издав при этом ни шороха, и присела на корточки рядом с королем, внимательно изучая его изуродованное лицо: – Кто тебя так разукрасил?

– Аинэке, – вновь пожал плечами он. – Кому же еще?

– А тебе идет, – она потянулась к его кошмарному распухшему лицу тонкими, как прутья ивы, фарфоровыми пальцами. – Вылитый Один.

Киэнн невольно отпрянул, но, похоже, сделал над собой усилие, чтобы остаться на месте:

– Угу, ни глаза, ни мудрости.

Ладонь баньши окутала сизоватая дымка, пальцы потеряли плотность и очертания, заструились, поплыли, рассыпаясь на крупинки, точно кусочки сахара в стакане с горячим чаем. Лиловый кровоподтек, заливавший правую сторону лица Киэнна, от переносицы до мочки уха, медленно выцвел, поблек и растворился. Опухшая, ватная щека обрела прежнюю форму, веко, хоть и неуверенно, но открылось.

– К чему это все, Тьяр? – опасливо глядя на свою нежданную исцелительницу обоими, вполне живыми, хотя и измученно-затравленными глазами, вопросил исцеленный король. – Я же знаю, что за таким обычно следует.

Баньши довольно облизнулась, жмурясь, как сытая мартовская кошка:

– Ну, раз уж знаешь…

И стремительно полоснула Киэнна по лицу все теми же полупрозрачными пальцами, в мгновение ока превратившимися в гибкие плети. Из рассеченной скулы, века и губ медленно покатились пунцовые капли крови…

Фэй не сразу осознала, что кричит не Киэнн – кричит она сама.

– Какого… долбаного… чёртова… хрена? – выругалась она на родном английском.

Киэнн медленно вытер кровь тыльной стороной ладони:

– Заткнись, подменыш.

– Ты что, вообще упоротый? – взвилась Фэй. – Так и будешь сидеть на жопе и ни хрена не делать, пока тебя имеют?

– А что ты мне предлагаешь? – Он также повысил голос. – Пожаловаться в высшие инстанции? Пообещать быть хорошим мальчиком и попросить не делать так больше? Или героически нокаутировать баньши секретным приемом Джеки Чана? Это – баньши, понимаешь? Если она хочет тебя поиметь – она это сделает. И сделает в самой неприятной для тебя форме. Будь ты хоть сраным Геркулесом, хоть гребаной волшебницей Морганой. Выпотрошит и нашинкует, как ей вздумается.

– Да что за хрень несусветная? – Профессор Мелани Флетчер слишком хорошо знала кельтские мифы, чтобы просто так принять подобную ересь. – Баньши – дух, предвещающий смерть жалобным плачем. Она никого не убивает, только оплакивает! Хочешь сказать, что она – киношный монстр, пожирающий плохишей?

Киэнн слабо улыбнулся разбитыми губами:

– В ее присутствии? – Ну, это будет, по меньшей мере, грубо. И… неосторожно, – он покосился на ту, о которой говорил.

Баньши одобрительно кивнула. По-английски она явно понимала, или удачно делала вид.

– Тьярла – плакальщица, да, – воспользовавшись паузой, примирительно продолжил Киэнн. – Но, если она заплачет, нам с тобой тут просто повылазит, серьезно. Она вопит и стонет в таких частотных диапазонах, что кровь стынет. Сердце останавливается. Так что в наших интересах не доводить ее до слез. И… – он поморщился, виновато отводя глаза. – Должок у меня, знаешь ли. Это ведь я ее сюда и упек когда-то, по своей сраной королевской милости. Вот теперь и выгребаю. Тьяр, – он обернулся к баньши, пальцы которой вновь поплыли серебристым свечением и, с едва заметным упреком в голосе, уже на шилайди, полюбопытствовал: – Как долго ты намерена это продолжать?