Мишель Альба - Инквизитор

Но в ее прозрачно-голубых рубенсовских глазах всегдашняя смешливая ирония разбавилась некой грустинкой, доселе незнакомой Доменик.

Прежде пышные волосы забавно топорщились колючими иголочками, на висках намекающих на былые кудряшки.

Они не нуждались в допинге, чтобы не спать эту ночь. В основном, рассказывала "блудная дочь".

О жизни и обучении в монастыре Самье, освященным самим Великим сиддхой Падмасамбхавой. Тем самым – рожденным из лотоса. О духовном наставнике Вейшенгламе, начинавшего каждый урок изречением Шантидевы: " Пока длится пространство, пока живые живут, пусть в мире и я останусь – страданий рассеивать мглу". О тибетском искусстве и культуре, санскрите, медицине, буддийской философии.

– Понимаешь, в чем она, главная-то истина жизни? – Ирене по привычке забралась с ногами на диван, обняв квадратик диванной подушки.

Доменик аж приоткрыла рот, усваивая не простую, прямо сказать, информацию. Автоматом спросила, ожидая услышать нечто только для избранных и персонально для нее:

– В чем?

Ирене помолчала, поглаживая висок:

– Не пугайся. Ничего особенного. Всего лишь… в умении сострадать и любить.

Доменик скривила разочарованную гримаску. Какое же это "нечто"?

– Нет, ты не вникла, – Ирене усмехнулась, – можно делать и то, и другое, сидя в кафе и размышляя о незавидной судьбе несчастных пигмеев, до сих пор убежденных, что носить повязку вместо трусов гораздо гигиеничнее.

– Нет. Я должна все бросить и помчаться сломя голову к их вождю с предложением примкнуть, наконец, к цивилизации.

– Не утрируй. Хотя зерно ты поймала. Быть готовой помочь. Да, именно так. Иначе сострадание и любовь так и останутся всего лишь "состраданием" и "любовью". Но и это еще не все.

– Так много только лишь для того, чтобы перевести старушку через дорогу?

– А всегда ли ты это делаешь?

Доменик не нашлась, что ответить.

– Так вот я как раз об этом. Бодхичитта говорит еще об одном необходимом условии – надо знать, как это сделать. От того, что, как ты говоришь, помчишься к вождю, вряд ли что изменится. А то и съедят ненароком. В отместку-то, что неуважительно посматриваешь на их повязки… Вода в этом доме есть? Жарко.

– Сейчас принесу. Подожди. И мысль не теряй. Интересно.

Доменик притащила заодно и фрукты и, складывая их в опустевшую вазочку, спросила не без доли скептицизма:

– Все это слышится хорошо и замечательно. Но… кто-нибудь подсчитывал количество страждущих и жаждущих любви и сострадания? Ты хочешь взять на себя миссию спасения человечества?

– Миссию-то взять можно, кто не даст? Вопрос – что с ней делать? С миссией. И ответ я нашла. Там, в Самье.

– О чем ты?

Ирене потянула к себе сумку:

– Посмотри-ка на это.

На ее ладони сверкнула серебряная пластина с выбитым символом – тонкие переплетающиеся, без конца и начала, полоски, закручивающиеся в замысловатый лабиринт.

– И что это значит? – Доменик безуспешно пыталась проследить путь выхода из, казалось, хаотичного смешения линий.

– Шриватса. Символ кармических связей. И он тоже помог мне.

– Помог? – Доменик вернула талисман хозяйке.

А Ирене уже была не здесь. Взгляд ее глаз с прозрачно-небесной голубинкой вдруг улетел куда-то далеко за пределы не только этой комнаты. Вероятнее всего, все к тому же геомагнитному храму Тибета.

Доменик вежливо кашлянула, чтобы привлечь, наконец, внимание подруги к ее скромной, относительно храма, персоне.

– Справиться с болезнью. Пять лет назад я заболела раком.

– У вас нет выхода. Или вы соглашаетесь на звонок Ирене, или…, – Доменик пожала плечами, – …я не смогу обойтись тем, что у меня есть. Это продвинутые, как вы говорите, технологии работы с мозгом, требующие соответствующей аппаратуры. И, еще, пока… все на уровне экспериментов. И, кроме того, наши клиенты – животные. Человеческий мозг выступит уже не в роли подопытного. Ирене же владеет другими методами. Вероятно, более полезными в вашем…, …нашем случае.

Валерио думал, да так напряженно, что на висках вздулась пульсирующая жилка. Доменик буквально прослеживала работу его мысли, скачущей от решительного " нет" к сомневающемуся "да".

– А… что будет, если вы не позвоните?

– Хороший вопрос. Практически ничего – ни моих знаний, ни знаний всех психологов вместе взятых недостаточно, чтобы разобраться с…, хм…, вашим внутренним миром за тот срок, что вы определили.

– Вы дурачите меня. Задача всего лишь в том, чтобы освободить меня от этого сна… и от вас.

Доменик, не сдержавшись, прыснула:

– Простите…

Валерио набычился, зло глядя на нее исподлобья:

– Не думаю, что к вечеру понедельника вам будет смешно.

Доменик выхватила из вазы первый попавшийся фрукт, чтобы "заесть" смешок:

– Еще раз простите, но ваше предположение, что надо "всего лишь"… Вы ошибаетесь. Я вернусь к тому, что сказала час назад – возможно, повторяю, воз-мож-но, ваш сон спровоцирован гибелью Бига. Вы в этой истории выступаете в весьма неприглядной и для вас травматической роли убийцы… Спокойно! – Доменик вжалась в спинку кресла, почувствовав его желание любым способом заткнуть ей рот, – от того, что вы меня сотрете в порошок, мы никуда не сдвинемся с места. Ну, разве что в направлении все того же… костра.

– Тогда фильтруйте выражения.

Валерио крепко сжал чашку с кофе, к счастью, не хрустнувшей.

– Я вынуждена называть вещи своими именами. Тем более, именно так вы и определяете себя в ваших мыслях. Разве нет?

Он пружинисто встал, и в бешенстве воззрился на Доменик, безмятежно откусившей налитый соком кусочек, как оказалось, персика.

Если он сейчас кинется на нее и пристукнет, что, судя по всему, и намечалось, в любом случае, это будет гораздо безболезненнее, чем вдыхать (Господи! Только не это!) запах своих горящих костей.

Оптимизма маловато, но…

– Вы правы, – он грохнул чашкой о столик, от чего та все-таки раскололась, выплакав горе каплей оставшегося на уже не существующем дне, кофе.

"Это должна была быть моя слеза", – с облегчением подумала Доменик.

– Так, я продолжу? – она поостереглась вкусить следующую порцию плода, дабы не раздражать обостренное восприятие, зрительное, в том числе, разъяренного "примата".

– Ну, попробуйте, – он был настороже.

И это Доменик учла, не назвав его еще раз тем, что так раздразнило слух чувствительного к правде Валерио.

– Но вы не могли не сделать того, что вы сделали. Почему? Потому что вами руководили, как ни странно, хм…, любовь и сострадание. Не только к ветеринару. К Бигу, в том числе. И, когда столкнулись два, казалось бы, противоречия – убийство во имя сострадания – произошел конфликт, усиленный самоосуждением и самобичеванием того, что вы сделали. Я предполагаю, что вследствие сего факта проснулась ваша кармическая память. Вы удивлены? Я тоже числилась в скептиках долгое время по этому поводу, пока…