Радзивилл Ежи - Гении неба

— Посмотри на мое личико. Что еще с ним можно делать?

— В человеке любят душу, — отрезала капсула.

— Максималистка. Сказанула же такое! — фыркнул я...

А в визоре расстилалась степь, похожая, как близнец, на курскую равнину, знавшую Чингисхана, Суворова, Наполеона и маршала Жукова. Я почувствовал себя моряком с разбитого судна, которого волны случайно принесли домой. То есть почти домой. В дискуссии о приличном мне порционе спиртного время летело незаметно. Если мне чего и недоставало, так это тапочек с отверстиями под когти, которые на моих ногах, с сожалению, не убирались в подушечки.

"Курвуазье" как-то незаметно закончился, и я благодушно глядел в визор, рассеянно перекатывая языком во рту последнюю лимонную дольку. Устав препираться относительно добавки спиртного, я не рискнул поднимать тему о выходе наружу. Неожиданно капсула снизошла самостоятельно. Она озабоченно заявила:

— Ладно, можешь погулять, если уж невтерпеж. Ты еще не насосался?

На этот выпад я не стал отвечать.

— Так ты идешь?

— Иду.

— На двух или на четырех?

— Не твое дело, машина! — все же не выдержал я. Пейзаж сменился. Я стоял на равнине, в спину донеслось:

— В любом случае, отправляю проветриться.

Ноги устойчив упирались в твердь, легкий ветерок тронул шерсть на голове, на шее, коснулся лица. На кожу лег мягкий свет, а воздух степи после озонированного состава дыхательной смеси юниверскафа показался густо настоянным на запахах земли, воды и живого, складываясь в одуряюще приятный пряный букет. Это показалось так же замечательно, как, бывало, запах сена, когда после долгой ходьбы по подмосковным полям я бросал в стог свое усталое тело. Тень Валькирии, только что накрывавшая меня, исчезла, словно бы ее, тень, выключили.

— Ты где? — поинтересовался я на всякий случай.

— Не нервничай. Я ушла в невидимость, но я здесь, — отозвалась капсула, — И потом, мне гораздо удобнее обеспечивать твою безопасность с высоты в три тысячи, чем с пяти метров.

Три километра, зная, что Валькирия держит наготове отраженный луч — это что стоять в дверях дома, открыв дверь и выглядывать наружу, но все же на миг я ощутил неуверенность. Чтобы не дать повод капсуле потренироваться в сварливости, я покладисто заявил, не поднимая головы:

— Чудесно! Все просто замечательно.

— Еще бы не прекрасно было после бочки ликеров, которую ты сегодня вылакал! — донесся голос корабля.

Я предпочел не отвечать, вдохнул полной грудью ароматный воздух и тронулся вперед. Телу хотелось двигаться.

Естественно, капсула незримо сопровождала меня, держа наготове все свое оснащение. Пейзаж медленно уплывал за спину, Валькирия на удивление не произнесла больше ни слова, так что у меня "на душе воробышки зачирикали", как говорил пьяненький дворник дядя Федя. Сидя на своем излюбленном крыльце и покуривая папиросу. Я вспомнил его и улыбнулся. Дальше мысли из головы улетучились, наверное, чтобы не портить удовольствия. Я отмерил ногами несколько километров, прежде чем, насмотрелся, надышался и захотел домой.

— Валькирия, возьми меня назад, — попросил я, оказался в капсуле под ее ворчание:

— Уже просто Валькирия?! А завтра будет просто "эй"?!

Ругаться совершенно не хотелось — наверное, я уже выпустил весь свой дневной лимит пара.

— Ни в коем разе, Валькирия Нимфодоровна, — плеснул я кружку воды в разгорающиеся страсти. Капсула хмыкнула и уже почти нежно пробурчала:

— Прочистила бы твою задницу от тараканов, да есть вещи поинтереснее. О, вот, хотя бы! Посмотри на экран, где как раз присутствует Очень Одинокий Абориген. Будем брать?

Я скосил глаза, так как полулежал в локальной зоне уменьшеной тяжести несколько под углом к визору. На круге экрана имелась по-российски скверная, пыльная проселочная дорога. Вдали по этой дороге тащилась маленькая палочка пешехода. Валькирия мгновенно переместилась на четыре тысячи с чем-то метров и зависла над туземцем на высоте трехэтажного дома. Я взглянул на вид сверху — и поморщился:

— Давай поищем другую кандидатуру. Ты сама взгляни на его лохмотья неизвестного цвета! Это ж бич, заурядный побродяжка. Небось, он хворями нафарширован, как... Как не знаю, кто!

— Что бич, это как раз и хорошо, — возразила капсула, — Мы можем его на мелкие винтики разобрать, коли надо будет. Все равно его искать не будут.

— Что искать не будут — это верно, — пожал плечами я, капсула расценила это как соглазие и путник оказался в трех метрах от меня, на всякий случай охваченный зеленоватым свечением парализующего пси — поля. Я посмотрел в лицо прохожего.

Точнее — прохожей. Кашлянул. К счастью, осторожная до мнительности Валькирия не спешила депарализовывать нашу добычу, и я привел расходившиеся нервы в порядок.

— Чертов дракон!

— Это дракон?! — недоуменно переспросила капсула. Я поморщился.

— Ошибка исключена. Мы взяли подставку, — проворчал я.

— Ты уверен? — с большим сомнением переспросила капсула. Я только фыркнул.

— Я все же галаксмен. А память галаксмена точнее полицейского опознавателя. Да и без того, Нимфодоровна, уж это лицо я бы отыскал среди миллионов похожих!

На мгновение вновь передо мной возникло шествие теней, устроенное Тари.

Я рассказал капсуле этот эпизод и добавил:

— Так что перед тобой подсадка из зала, как говорили в цирке. Это одна из тех троих.

Как и в параде теней, дама не блистала изысканностью туалетов, лохмотья едва прикрывали тело, но на этот раз в застывшем взгляде были усталость, боль и затравленность. Капсула поинтересовалась:

— Так что с ней делать. Может, не оживлять?

— Да. То есть подожди. Дай сначала мне что-нибудь накинуть на себя, да тряпку, чтобы рожу замотать. Не хватало до полного комплекта еще и мной перепугать несчастного ребенка.

Валькирия изготовила просторную, долгополую как ряса хламиду голливудско — арабского образца, помогла экипироваться. Только когда я закончил с бархатной повязкой, оставляющей только щель для глаз, у нее прорезался голос:

— Не верю своим центрам восприятия. Может, это от старого коньяка у вас, капитан, появился бон тон?

— Иди ты к Макаревичу коров пасти. Теперь я готов. Снимай парал.

— Угу, — озабоченно пробормотала капсула. Зеленое свечение вокруг ее трофея исчезло, девушка по инерции шагнула вперед и вскрикнула, озираясь стремительно мечущимися двумя парами раскосых азиатских глаз. Припомня, как она тогда мне поклонилась, я неспешно, чтобы не пугать ее резкими движениями, скрестил руки на плечах и поклонился девушке. Она ответила тем же, скорее по привычке, чем осознанно. Я постарался избегать смотреть прямо в сдвоенные глаза, поскольку от непривычного их расположения зарябило в моих собственных оптических устройствах. А они и без того без того достаточно жутко горели рубиновыми огоньками в щели черной повязки.