Микки Спиллейн - Под крышкой гроба

Ли вытащил банку пива из ведра со льдом и взглянул на меня своими забавными глазами цвета того же пива.

— А почему ты вернулся?

— Старик умер и оставил мне наследство. Я все пытался тебе сказать.

— Старик Камерон Бэррин?

Я кивнул.

— Мой дед с материнской стороны. Думаю, он вспомнил, что кое-чем мне обязан, опять же как-никак родня. Правда, он оговорил одно условие: я получу десять тысяч долларов, если представлю доказательства своего высокоморального, добропорядочного и благочестивого поведения с тех пор, как покинул его дом.

— Деньги наличными?

— Ага.

— Есть хоть малейший шанс? — ухмыльнулся Ли.

— Никакого.

— Так чего же ты вернулся?

— Черт его знает. Может, удастся приврать.

Секунд десять Ли смотрел на меня, затем сделал изрядный глоток пива и покачал головой.

— Провалиться мне на месте, если это не тот же неизменный старый Дог. Наивней не бывает. Так ничему и не научился. Десять кусков, и ты тащишься через всю Европу за суммой, которую можно проесть за несколько месяцев. Дружище, мир изменился. Война кончилась. Здесь тебе не Европа. Старые денечки позади. Это когда мы были детьми, наши мечты не простирались дальше велосипеда, спального мешка или похода в ближайшее бистро за вкусными пирожками. Но мы выросли, и пора менять привычки.

Пожав плечами, я допил пиво.

— Братишка, я рад, что ты остановился у меня. Меня переполняют отцовские чувства. Я позабочусь о тебе, Догги, родной.

Я взглянул на него с улыбкой и покачал головой.

— Я никогда не забуду, как ты отгонял «мессеров» от моего хвоста и опекал меня в небе, словно строгий дядька. Ты потратил на меня целый год, нянчился со мной всю ’ эту проклятую войну и позаботился, чтобы я вернулся с целой шкурой. Теперь мой черед. У тебя будет щедрый папуля. С этой минуты и до тех пор, пока ты не будешь твердо стоять на своих двоих, я буду твоим папашкой и стану заботиться о тебе. Отныне я несу за тебя ответственность. Первым делом спустим в унитаз все твое прошлое^ экипируем тебя как настоящего нью-йоркца и вернем тебя человечеству.

Ли запустил банкой в стену, сдернул с вешалки махровый халат и запахнулся в него. С шутливой брезгливостью он поднял мой потрепанный чемодан с потертыми наклейками и предложил:

— Можешь выбрать что-нибудь отсюда на память.

— Хорошо. Ты мне поможешь.

Л и шваркнул чемодан на кровать, расстегнул ремни, открыл замки и откинул крышку. У него появилось очень странное выражение. Указательными пальцами он потыкал в содержимое чемодана, явно не зная, что сказать.

Не каждый день человек видит несколько миллионов долларов бумажками по десять тысяч.

— А белья нет? — спросил он.

— Белья нет ответил я.

Юридическая контора Лейланда Росса Хантера занимала целый этаж Эмпайр Стейт Билдинг. Этот частный мирок, вознесшийся над городом на сотни метров, поражал необыкновенной, библиотечной тишиной. Пышные ковры скрадывали звуки шагов, а пишущие машинки тревожно замерли, будто опасаясь, что их хозяйкам достанется за малейший шум. В таком месте положено было пахнуть старинной кожаной мебелью и преклонным возрастом, но благодаря принудительной вентиляции и кондиционерам в воздухе чувствовался приторный запах ладана.

За старинной конторкой сидела секретарша, старая дева в очках с золотой оправой. Искоса глянув на меня, она спросила:

— Мистер Келли, вам назначена встреча?

— Нет, мэм.

— Нужно было предварительно позвонить.

— Зачем?

Она снисходительно улыбнулась:

— Мистер Келли, вы же знаете, мистер Хантер…

— Очень занятой человек, — прервал я ее.

— Именно.

— Бьюсь об заклад, что он меня примет, что ставите?

Я закурил сигарету и слегка осклабился. Народ должен знать свое место. Она жеманно сняла очки и милостиво улыбнулась:

— Мистер Келли…

— В десять лет я сфотографировал мистера Хантера, когда он купался голышом с мисс Эртисией Дубро. В то время она была нашей нянькой.

Я пыхнул своей сигаретой и выпустил дым у секретарши над головой.

— Мисс Дубро тогда было лет сорок с хвостиком. У этой толстой стервы на груди росли волосы — я такого больше в жизни не встречал. У старика Хантера, видно, была слабость к волосатым дамам, потому что он позволил мне покататься на своем автомобиле в обмен на пленку.

— Мистер Келли! Как вы можете…

— Скажите ему, что здесь Дог, и назовите имя мисс Дубро. Будьте любезны.

На нее было забавно смотреть. Пока я стоял и спокойно все это говорил, в ней боролись возмущение и любопытство. Залившись краской, она нажала пару кнопок на коммутаторе, соскочила со своего стула и упорхнула в кабинет.

Услыхав из-за двери раскатистый смех, я представил ее пылающее лицо, вытаращенные глаза и выражение абсолютного изумления, которое можно увидеть только у человека, проведшего долгие годы в этом коммерческом монастыре.

— Мистер Хантер вас сейчас примет, — сказала она.

— Я так и чумал.

— Двадцать лет, — вздохнул старик Хантер.

— Тридцать, — поправил я. садясь. — Ты уже тогда был отпетый гуляка.

— Жаль, ты у меня не работаешь, а то вылетел бы в два счета сию минуту.

— Ни фига.

— Твоя правда. Я бы тебя повысил. Ведь ты мне напомнил, что я был еще тот козел. Может, теперь хоть разнесут по конторе, что шеф был изрядный повеса, и эти молокососы будут взирать на меня с большим почтением. Рад тебя видеть, Дог.

— Взаимно, старина.

— А у тебя нет этой моей фотографии с Дубро?

— Откуда? Ты же забрал у меня пленку прежде, чем я успел проявить.

— Какая жалость! Я бы отдал эту фотографию увеличить и повесил бы ее над входом. Как приятное напоминание о молодости.

— Хочешь сказать, что тебе вырезали твою прости- тутскую железу?

—’ Нет, только массируют. Когда подобное делает врач, это даже не смешно.

— Ну а если попробовать врача-женщину?

— К кому же, ты думаешь, я хожу? — Хантер откинулся в кресле и загоготал. Я смотрел на этого сморщенного старикана с лицом бритого гнома и, казалось, немощной фигурой н понимал, почему он до сих пор может дать сто очков вперед своим молодым коллегам в зале суда. А уж если надо постоять за настоящее дело, стоит только взглянуть на его изуродованное боксерское ухо, которое так нелепо торчит с одной стороны его головы, и все становится ясно.

Я бы увеличил это фото, повторил он.

Не горюй, организуем другой снимок. Я знаю таких девочек…

— Увы. Звучит заманчиво, да только остались одни воспоминания. Я уж слишком стар, чтобы огорчаться или клевать на лесть. Просто приятно было вспомнить. Он протянул мне ореховый, отделанный серебром ящик для сигар. — Сигару?

Я отрицательно покачал головой.

Вижу, что получил мое письмо. Чего мне только стоило разыскать тебя!