Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

А впрочем, как еще можно реагировать на его болтовню? Среди кадровых фронтовых разведчиков всегда хватало суеверных людей, считавших, что говорить о собственной смерти или хотя бы прощаться, уходя на задание, — значит накликать беду. Забродов же верил только в две приметы: одну хорошую и одну плохую. Плохой приметой, по его твердому убеждению, являлась недостаточная готовность к выполнению задания, а хорошей — готовность полная. И Андрей Мещеряков уже давно начал подозревать, что, поддразнивая и подначивая его, Илларион не просто валяет дурака, а приводит себя в состояние полной боевой готовности — попросту говоря, поднимает себе настроение перед тяжелой и, как правило, грязной работой.

— Тьфу так тьфу, — согласился Забродов и всем телом развернулся на стуле, отыскивая взглядом официантку. — Девушка, счет, пожалуйста! Я плачу, — быстро добавил он, заметив, как генерал потянулся за бумажником. — Чашечкой кофе ты со мной не рассчитаешься, даже не мечтай. И вообще, должен же я кутнуть напоследок!

— Действительно, — согласился генерал. — Может быть, в рамках кутежа ты меня до управления подбросишь? А то я водителя отпустил — тещу ему, что ли, из больницы забрать надо…

— Подброшу, — кивнул Забродов, рассовывая по карманам сигареты и мобильный телефон. — Хотя с точки зрения воинской дисциплины и укрепления обороноспособности Российской Федерации твой мягкотелый поступок выглядит весьма предосудительно. А если вражеский десант случится?

— Если случится вражеский десант, служебная машина мне все равно не поможет — обязательно в пробке застрянет. Как, впрочем, и твой десант, — оптимистично заявил генерал. — Да и о какой обороноспособности можно говорить, если в московском небе появятся чужие парашютисты?

— Например, грузинские, — подсказал Забродов.

— Вот-вот, именно. Если такое случится, отсутствие на рабочем месте генерала Мещерякова вряд ли сильно повлияет на общую картину боевых действий. Боюсь, его вовсе никто не заметит.

— Еще как заметят! — заверил его Илларион. — И не просто заметят, а назовут главной причиной позорного поражения. Должна же, согласись, у поражения быть причина! Вот ты ею и станешь. Вернее, твое отсутствие за письменным столом под портретом президента, с шашкой на боку и с телефонной трубкой в руке. Хотя твое отношение к роли собственной персоны в деле укрепления обороной мощи страны мне, в принципе, нравится. Скромность и самокритика — украшение высшего командного состава Вооруженных сил…

— Представь себе, — проворчал Мещеряков, делая вид, что задет.

— Представил, — не остался в долгу Забродов. — Хотя для этого понадобилось изрядно напрячь воображение.

— Смотри не надорви свое воображение, — предупредил генерал.

Илларион положил купюру в принесенную официанткой папку со счетом и поднялся из-за стола.

— Поехали, ваше превосходительство, — сказал он. — Время не ждет.

Они вышли из кафе и забрались в остывший, пропахший табачным дымом салон забродовского черного «бьюика», что был припаркован у бровки тротуара. Перед тем как захлопнуть дверцу, Мещеряков поискал глазами урну и, не найдя ничего похожего, бросил окурок на асфальт, целясь в решетку ливневой канализации. Окурок ударился о чугунный край решетки, подпрыгнул и, дымясь, откатился к колесу стоявшей в метре позади «бьюика» вишневой «девятки». «Девятка» казалась пустой, но, когда старый внедорожник Забродова, фырча выхлопной трубой и волоча за собой шлейф белого пара, покатился в сторону видневшегося на некотором удалении светофора, над ее приборной панелью медленно возникло напряженное, заросшее жесткой рыжей щетиной горбоносое лицо.

Человек за рулем вишневой «девятки» какое-то время смотрел вслед удаляющемуся «бьюику», а потом запустил двигатель, аккуратно вписался в поток уличного движения и, потихоньку увеличивая скорость, поехал следом.

Бывший полковник грузинской госбезопасности, а ныне вольный стрелок Реваз Вахтангович Гургенидзе был человеком хотя и горячим, но в высшей степени прагматичным. Приезжая в Москву для решения периодически возникавших деловых вопросов, он не забывал об отдыхе, стараясь, чтобы отдых этот по возможности приносил практическую пользу. Примером такого совмещения приятного с полезным были, например, дружеские застолья с нужными людьми или оказание этим людям мелких услуг по принципу: получил заказ, выследил, шлепнул, забрал гонорар и уехал домой, в горы.

Правда, с годами такие заказы стали случаться все реже, потому что людей, которые привыкли решать проблемы подобным образом, в Москве осталось немного: кого-то подстрелили конкуренты, а большинство следило за стремительным течением современной жизни из-за колючей проволоки. Ржавый Реваз по ним не скучал, да и от вынужденного безделья страдать не приходилось: он был из тех, кто не знает скуки, потому что всегда умел найти себе занятие, и, как правило, не одно.

В этот приезд ему пришлось заняться решением проблем своего партнера Виктора Мухина. За это дело Реваз Гургенидзе взялся в свойственной ему манере, предусматривавшей плотный огонь из автоматического оружия и энное количество трупов, обычно колебавшееся от одного до дюжины, иногда полутора. Зная изменившееся отношение Мухи к подобному способу ведения переговоров и в глубине души подозревая, что пальбой на шоссе он не столько решил проблему, сколько ее усугубил, Ржавый не стал посвящать партнера в интимные подробности, ограничившись заверением, что все нормально — было, есть и будет. Рейдерские захваты, сказал Мухину Реваз, бывают успешными, когда их не ждут. Этот фокус мог пройти месяц назад, но теперь, когда «Бельведер» взят под надежную охрану бесстрашными горскими джигитами, любая попытка применения силы встретит достойный отпор.

Разговор этот происходил по телефону и был коротким — естественно, по инициативе Реваза, который поспешил закончить беседу, сославшись на неотложные дела. Перед тем, как прервать соединение, он напомнил Мухину о деньгах: товар благополучно прибыл на место, Реваз убедился в этом лично, и теперь Мухе и Климову для успешного завершения сделки следовало всего-навсего честно выполнить взятые на себя финансовые обязательства. Сразу после этого Реваз намеревался исчезнуть и с безопасного расстояния посмотреть, что из всего этого выйдет. В происходящих вокруг «Бельведера» странностях он, откровенно говоря, мало что понял — понял, что дела компании плохи, а скоро станут еще хуже, но и только. На кого работали люди, убитые им на шоссе, он не знал, но догадывался, что их смерть не останется без последствий. Виновозы, за которыми следили убитые, направлялись в Песков, на принадлежащий Мухе и его партнеру завод, и именно на владельцев завода должен обрушиться гнев неведомого противника. Потому что обрушить свой гнев на Реваза у противника не получится: фирма — поставщик грузинского виноматериала существует только в липовых накладных, а сам Реваз, вернувшись в родные горы и сменив городской наряд на привычный камуфляж, станет недосягаем для мести. Так что отвечать за все придется Мухину, и после этого, надо полагать, одним хорошим знакомым у Реваза в Москве станет меньше.