Сергей Власов - Кремлевский детектив. Красная площадь

— Ну, Бог в помощь, — буркнул майор, дал отбой и нетерпеливо отвернул пластмассовую крышку.

Бутылка пшикнула, выпуская излишек газа, над горлышком поднялся легкий дымок и вспучилась шапка пены, напоминавшей мыльную. Пиво было восхитительно холодным, приятно кололось пузырьками и бодрило, как показалось Свинцову, лучше самого крепкого кофе.

Частично утолив жажду, майор, как был, в мятых сатиновых трусах, отправился в спальню и, покопавшись в бельевом шкафу, извлек из-под стопки наволочек и полотенец обшарпанный, сизый от старости и долгого употребления парабеллум.

Парабеллум Свинцову подарил коллега из Крыма, с которым майор познакомился, когда у него на ялтинском пляже украли бумажник и мобильный телефон. Еще в семидесятых годах прошлого века эти хорошие во всех отношениях, но капризные немецкие пистолеты стояли на вооружении советской милиции, а во время массового списания энное количество единиц этого легендарного оружия осело на руках. Один из таких списанных и якобы отправленных в переплавку пистолетов крымский коллега, расчувствовавшись после второй бутылки коньяка, торжественно преподнес Свинцову. Пистолет действительно был хорош, с какой стороны на него ни глянь, но стрелять какими-либо патронами, кроме родных, фирменных, отказывался наотрез. Достать их было нелегко, поэтому сейчас, после пальбы в пьяном виде по консервным банкам и иных более или менее невинных забав, в обойме майорского парабеллума оставалось всего два патрона.

Майор задумчиво почесал стволом висок. Два патрона — этого маловато для настоящего дела, но на то, чтоб шлепнуть слишком много возомнившего о себе воина-интернационалиста, их хватит вполне. Потому что даже самый крутой десантник состоит, как все простые смертные, из плоти и крови, и девятимиллиметровая пуля способна просверлить в нем дырку не хуже, чем в учителе бальных танцев или профессоре ботаники. Главное, чтобы в руке у него тоже был ствол, тогда картина происшествия получится ясная и непротиворечивая: преступник оказал вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке…

Сквозь алкогольный туман всплыли неприятные воспоминания о том, что он отстранен от несения службы, и еще о том, что его табельное оружие в данный момент находится в сейфе на Петровке, 38, но майор досадливо отмахнулся от этих назойливых напоминаний. Ну да, он будет там в качестве частного лица, которому, строго говоря, в задержании преступника участвовать не полагается. Он будет — хи-хи! — оказывать добровольную помощь органам охраны правопорядка. А что пистолет незарегистрированный да еще и краденый — ну, это как-нибудь замнется. Цель оправдывает средства, вот так-то!

Кроме того, застрелить Твердохлебова ему хотелось еще с того памятного дня на даче — не задержать, а вот именно застрелить, и лучше всего в упор, чтобы перед смертью этот урод увидел и понял, кто в конечном счете будет смеяться последним.

Выпив еще стаканчик ледяного пивка, майор чисто выбрил лицо и отправился одеваться. С выбором одежды проблем не возникло. Свинцов не без оснований предполагал, что на месте ожидающихся событий, помимо него, будет целая орава вооруженных людей. Подворачиваться под случайную пулю ему не хотелось, и поэтому он остановил свой выбор на летнем варианте милицейской формы — серых брюках с лампасами и серой же рубашке с коротким рукавом, к которой были прикреплены майорские погоны. В наше время редкий отморозок, будь он хоть трижды бандит, отважится стрелять в милиционера, а уж ребятки из службы безопасности казино скорее предпочтут отстрелить себе мошонку, чем направить оружие на одетого по всей форме мента.

К тому времени, как часы показали девять, майор был уже изрядно пьян. Выходить из дому было еще рановато, но, сознавая, что, оставшись наедине с холодильником, он уже через час станет нетранспортабельным, Свинцов решил покинуть квартиру заблаговременно.

Каким-то чудом ему удалось проехать полгорода на своей потрепанной «шестерке», никого не сбив и не попав в аварию. Он ухитрился даже не ошибиться адресом и удачно припарковаться в забитом машинами узком переулке недалеко от центра. Правда, едва выключив зажигание, он провалился в сон, который больше напоминал кому, но забытье длилось не дольше четверти часа, и, очнувшись, майор почувствовал себя не то чтобы родившимся заново, но все-таки изрядно посвежевшим.

В кармашке на спинке сиденья нашлась ополовиненная бутылка выдохшейся, нагревшейся на солнце минералки. Осушив ее и равнодушно бросив на пол салона, майор поглядел на часы. Ждать оставалось недолго. Майор закурил и, чтобы скоротать время, стал представлять, какая рожа сделается у следователя из прокуратуры, когда тот узнает, что опальный майор МУРа Свинцов в одиночку закрыл это сложное, запутанное дело.

Клим был метрах в десяти от Твердохлебова, когда дверца стоявшей почти прямо за спиной у раненого беглеца бежевой «шестерки» вдруг открылась и на дорогу выбрался какой-то коренастый человек в милицейской форме, но без фуражки. Сделав всего один шаг, он очутился в метре от Твердохлебова. Лицо у него было грязно-белое, одеревеневшее, какое-то мертвое, на погонах поблескивали майорские звезды. Его качнуло; Клим сообразил, что милиционер пьян в стельку, и лишь после этого вспомнил, где видел эту неприятную физиономию с надменным жабьим ртом и заплывшими поросячьими глазками.

Стоя прямо за спиной у силящегося подняться на ноги Твердохлебова, майор Свинцов неторопливо поднял руку, в которой тускло блеснул сизым от старости металлом длинный тонкий ствол трофейного парабеллума.

— Свинцов, отставить! — закричал Клим, снова переходя на бег.

Будто подстегнутый этим криком, майор нажал на спусковой крючок. Старый пистолет дал осечку. Услышав почти над самым своим ухом характерный металлический щелчок спускового механизма, Твердохлебов обернулся и начал поднимать руку с пистолетом — не то затем, чтобы выстрелить, не то в инстинктивной попытке прикрыть лицо. Свинцов быстро передернул затвор, выбросив негодный патрон, и снова нажал на спуск. Парабеллум оглушительно бахнул, и стоявший на одном колене Твердохлебов боком упал на асфальт.

Подбежав к нему, Клим опустился на колено. Майор еще дышал, но было видно, что он не жилец. Глаза были полузакрыты, на губах пузырилась розовая пена, в простреленной груди хрипело и булькало.

— «Скорую»! — бешено закричал в пространство Клим, понимая, что это бесполезно.

И верно: вздохнув еще пару раз, Твердохлебов длинно, со свистом выдохнул воздух и замер. Клим попытался нащупать пульс, но нащупал лишь спрятанную за пазухой, скользкую от крови картонную папку.