Жорж Сименон - Крутой сюжет 1993, № 1

— Их там кто-нибудь ждал?

— Я никого не заметил.

— Не помните, в какую сторону они направились?

— Я их сразу потерял в уличной толпе.

В той стороне было множество отелей.

— Позвони опять в гостиничную полицию! — сказал Мегрэ Лапуанту. — Они прошли сквозь сито, окружающее Монмартр. Ты понимаешь? Теперь, если только они не мечутся и не паникуют, у нас нет ни единого шанса отыскать их.

Появление Мегрэ в кабинете никак не повлияло на Доссена, и он, выждав момент, уткнулся в свои бумаги:

— Я спрашивал вас, месье Стювель, покупали ли вы готовую одежду или шили у портного?

— Смотря по обстоятельствам, — подумав, ответил обвиняемый.

— Что вы имеете в виду?

— Я не придаю особого значения одежде. Если мне нужен был костюм, я покупал готовый, а случалось, и шил.

— У какого портного?

— Много лет назад у меня был костюм, который сшил мне сосед, польский еврей. Но потом он пропал. Я думаю, уехал в Америку.

— Это был синий костюм?

— Нет, серый.

— Сколько лет вы его носили?

— Не помню, года два-три.

— А ваш синий костюм?

— Вот уже лет десять я не покупаю себе синих костюмов.

— Не так давно ваши соседи видели вас в синем.

— Они, наверное, спутали костюм и пальто.

Действительно, в квартире было найдено синее пальто.

— Когда вы купили это пальто?

— В минувшую зиму.

— Вообще-то странно, что вы купили синее пальто, если у вас есть только коричневый костюм. Эти два цвета не очень-то хорошо сочетаются.

— Я не гонюсь за модой.

— Почему вы не признаетесь, что найденный в вашем шкафу костюм принадлежит вам?

— Потому, что он мне не принадлежит.

— Как же вы объясните era появление, если вы не выходите из дома, а попасть в комнату можно, лишь пройдя через вашу мастерскую.

— Никак не объясню.

— Давайте говорить серьезно, месье Стювель. Я не заманиваю вас ни в какую ловушку. Мы уже по крайней мере в третий раз обсуждаем эту проблему. Если верить вам, то кто-то проник к вам и подбросил в золу калорифера два человеческих зуба. Заметьте, что этот кто-то выбрал день, когда ваша жена отсутствовала, а для того, чтобы удалить ее в Конкарно — туда был послан какой-то «шутник» протелеграфировать о болезни матери. И это еще не все!

Вы не только оставались одни, что практически никогда не бывало, но и устроили такую топку в тот день и на следующий, что потом вам пришлось пять раз выносить золу! На этот счет у нас есть показания вашей консьержки мадам Салазар, которой нет никакого резона обманывать нас, а ее помещение позволяет видеть все передвижения жильцов. В воскресенье утром вы выходили пять раз и все время с большим ведром, полным пепла. Она думала, что вы делаете уборку и жжете старые бумаги.

У нас есть показания и мадемуазель Бегин, проживающей на верхнем этаже. Она говорит, что все воскресенье из вашей трубы валил дым, причем — черный. А когда она открыла окно, в комнату проник крайне неприятный запах.

— Не та ли это шестидесятивосьмилетняя мадемуазель Бегин, что слывет в квартале слабоумной? — вмешался адвокат, гася сигарету в пепельнице и выбирая себе другую в портсигаре. — Позвольте мне напомнить вам, что в течение четырех дней, это подтверждается метеорологическими сводками за 15, 16, 17 и 18 февраля, в Париже и окрестностях температура была небывало низкой.

— Это не объясняет наличия зубов. Это также не объясняет ни нахождения синего костюма в шкафу, ни обнаруженных на нем пятен крови.

— Вы обвиняете, но надо еще и доказать вину. Между тем вам пока не удается доказать, что костюм принадлежит моему клиенту.

— Господин судья, позвольте задать один вопрос?

Тот повернулся к адвокату, но не успел Лиотард и рта раскрыть, как Мегрэ уже обратился к фламандцу.

— Когда вы впервые услышали о месье Филиппе Лиотарде?

Адвокат было поднялся, протестуя, но Мегрэ, не останавливаясь, продолжал:

— Когда я закончил допрашивать вас вечером в день ареста, вернее, в первые утренние часы, и спросил, не желаете ли вы прибегнуть к помощи адвоката, то вы ответили утвердительно и назвали месье Лиотарда.

— Неотъемлемое право обвиняемого выбрать себе в адвокаты кого он захочет, и если вы вновь будете ставить так вопрос, я обращусь в Дисциплинарный совет.

— Обращайтесь, обращайтесь! Я с вами говорю, Стювель. Вы мне не ответили. Не было бы ничего удивительного, если бы вы назвали имя какого-нибудь метра, известного адвоката. Но в данном случае это не так. Справочника вы в моем кабинете не смотрели, никого не спрашивали. В вашем квартале месье Лиотард не живет. Я уверен, еще три недели назад его имя вы не могли прочитать и в газетах. Стювель, скажите, слышали вы когда-нибудь о месье Лиотарде до утра 21 февраля и до визита моего инспектора? Если да, то скажите, когда и где?

— Или, если хотите, ставлю вопрос по-другому: звонили ли вы по телефону вообще кому-нибудь? Я верну вас в атмосферу того дня, который начался, как и все предыдущие. Светило солнце, было так тепло, что калорифер вы не разжигали. Вы сидели у окна и работали, пока не пришел мой инспектор, и вы отпросились у него сходить к соседям под каким-то предлогом.

— Итак, Стювель, вы сразу же поняли, что вами занялась полиция. В это время в вашей мастерской находился коричневый чемодан, который не был обнаружен вечером, когда бригадир Люка явился с ордером на обыск. Кому вы звонили? Кого предупредили? Кто приходил к вам между визитами Лапуанта и Люка?

Я проверил список лиц, кому вы имеете обыкновение звонить и чьи номера записаны в вашей записной книжке. Я проверил также ваш справочник. Имя Лиотарда в числе ваших клиентов не значится. И тем не менее он приходил к вам в тот день. Вы сами его вызвали или кто-то вам его прислал?

— Я запрещаю вам отвечать!

Но фламандец нетерпеливо отмахнулся:

— Он сам пришел.

— Вы говорите, конечно, о месье Лиотарде, не так ли?

Переплетчик осмотрелся, глаза его горели, будто для него составляло особое удовольствие поставить адвоката в неудобное положение.

— Да, о месье Лиотарде.

Тот повернулся к секретарю, который все записывал.

— Вы не имеете права фиксировать в протоколе разговоры, не имеющие никакого отношения к делу. Действительно, зная репутацию Стювеля, я пришел к нему спросить, сможет ли он выполнить для меня переплетную работу. Ведь так?

— Так!

Какого же тогда черта в ясных глазах фламандца танцуют злые искорки?

— Да, совершенно верно, месье Мегрэ, речь шла об экслибрисе с фамильным гербом. Мой дед носил титул графа де Лиотарда, но, по несчастью, разорился и отказался от него. Мне же хотелось иметь фамильный герб, и я обратился к Стювелю, которого знал как лучшего переплетчика в Париже, но который, как мне говорили, был сильно загружен работой.