Игорь Никулин - Золотой капкан

— Стой, кому говорят!

Вадим останавливаться не собирался, до спасительных кустов оставалось каких-то метров двадцать.

Звонкая трель свистка перекрывала сонный шорох сыпавшегося дождя, будоража пустынную площадь.

— Стой, стрелять буду!

«А уж это дудки!» — подумал Вадим, понимая всю несерьезность угрозы, но и поручиться, что страж порядка рассуждал так же, не мог. Кто знает, что происходит в его разгоряченной погоней голове? Возьмет и выстрелит, вопреки законам и здравому смыслу.

И, ворвавшись в мокрые заросли, с радостью отметил: «Ушел!»

Дождь закончился, и редкие капли, осыпаясь с обмытой листвы, падали в разлитые по асфальту радужные лужи, разбивая зеркальное отражение пятиэтажки и ее светившихся окон. Усилившийся ветер разорвал обложившие небо тучи, унес их далеко на восток, и проступили алмазными гранями звезды, и выглянула полнокровная луна.

Вадим замерз, зуб на зуб не попадал, и вымокшая одежда при соприкосновении с кожей обжигала льдом. Он оставался на остановке, не представляя, куда пойти. На вокзал? Бессмысленно. И чревато последствиями, если опять нарваться на милицию. Бродить по ночному городу?..

А как великолепно оказаться сейчас, готовясь к ночному моциону, в теплой квартире, вроде одной из тех, что светились выходящими на магистраль окнами. Залезть по шею в горячую ванну и лежать, нежиться, блаженствовать… А после — запахнуться в махровый толстый халат, растянуться в кресле возле телевизора, и непременно чтобы жена вкатывала в комнату сервировочный столик с дымящейся чашкой ароматного черного кофе и крекером, и дремлющий кокер-спаниель в ногах…

Время шло. Дорога совсем опустела, и лишь редкие машины нет-нет да и проносились мимо, поднимая фонтаны брызг. Пятиэтажка на противоположной стороне гасила окна, тихо отходя ко сну.

Теперь, когда ему зверски хотелось обсохнуть и поспать, Вадим готов был заночевать хоть в подъезде, лишь бы хоть что-то было над головой. Выждав, когда погаснет последнее окно, пересек проезжую часть с подмигивающим светофором и вошел в узкую арку, соединяющую два двора в один.

В кромешной тьме он поначалу ничего вокруг себя не видел. Но, как только глаза постепенно привыкли к мраку, Вадим различил неясные очертания машин возле подъездов, невысокую ограду, за которой находилась детская площадка. Громко играла музыка. Где-то на лавочке расслаблялась компания. В темноте загорались красные точки, тянуло сигаретным дымом. Изредка, не по-ночному, взрывался смех и катилась со звоном по асфальту опустошенная бутылка.

Он решил обойти вечеринку стороной, не нарываться на возможные неприятности. Но…

Фортуна явно повернулась к нему спиной. Свернув к мусорным контейнерам, он наткнулся на темную фигуру, спьяну мочившуюся на угол дома.

Вадим замер, раздумывая: пройти мимо, как ни в чем не бывало, или, пока не поздно, дать задний ход?

Поздно! Застегивая ширинку, фигура повернулась, заметила остолбеневшего прохожего. Затем та же рука погрузилась в карман, чиркнула зажигалкой.

«Тинейджер», — обреченно подумал Вадим, успев разглядеть при слабеньком свете узкое лицо подростка с приклеенной к губе сигаретой.

Подросток его тоже рассмотрел, в особенности лицо, заплывшее от побоев. И воскликнул радостно:

— Мужики, похоже, бомж!

Обрадовался так, словно встретил старого знакомого, подтолкнул к лавке, громыхающему магнитофону и гульбанящим сверстникам.

Да, Вадиму не везло. Встреча в ночном дворе с компанией подвыпивших подростков ничего хорошего сулить не могла.

А молодежь гуляла. С размахом. На полную катушку. Отрывалась на все сто.

На лавочке, служившей столом, рядом с надрывающимся кассетником соседствовала наполовину опорожненная литровая бутылка водки — точно такая валялась уже на газоне, — пластиковые стаканы и что-то из закуски, а что именно, Вадим не рассматривал.

Он замечал другое — подростков семеро. Из них три девицы, оседлавшие турникет и, хихикая, поглядывавшие то на него, то на поддатых кавалеров. Забава начиналась, и четверо парней, не маломерков, надо заметить, разминали в предвкушении кулаки.

Двухметровый акселерат панибратски хлопнул его по плечу и засмеялся:

— Кто тебя так расписал, мужик?

Его насмешливый тон не оставлял Вадиму выбора. Пресмыкаться перед невесть что возомнившими юнцами он не собирался.

Убрав с плеча чужую руку, негромко сказал:

— Пора бы вам баиньки, ребята!

И пошел вдоль подъездов, степенно, не оглядываясь. А спина напряглась, и слух ловил приглушенный спор позади.

— Стой, мужик, — окликнул его один из четверки и стал догонять. — Подожди, кому сказано.

«Надо же — обозлился Вадим. — Вторая серия… — Сжал кулаки. — Черт с вами. Нарветесь, пожалеете». Шаги нагоняли, и ладонь акселерата вновь легла на его плечо. И не просто легла, а развернула к себе.

Вадим пригнулся, и белое, должно быть кулак, рассек воздух над головой. Невзирая на возраст нападавшего, он нанес удар в пах. Акселерат сдвинул колени, вцепился обеими руками в причинное место и отвалил в сторону.

И тут бы ему бежать, исчезнуть в темноте, и они вряд ли бы его нашли. Но достоинство, последние два дня дремавшее где-то внутри, проснулось, распрямило его, расправило плечи, и, встречая подбирающихся к нему юнцов, Вадим приготовился лечь костьми, но не показать трусливо спину.

Они набросились на него все, разом! Он дважды успел удачно махнуть кулаком в эту кучу-малу, в кого-то попал, и этот кто-то, матюкнувшись, отлетел на мокрый асфальт.

Но один в поле не воин. И численное превосходство взяло верх над одним выбившимся из сил человеком, решив исход драки.

Грязно ругаясь, троица некоторое время ожесточенно пинала лежащего, а он уже не мог сопротивляться и при каждом новом ударе кряхтел и вздрагивал телом.

Потом очухавшийся акселерат, растолкав пыхтевших от усердия приятелей, перевернул бесчувственную жертву на спину, ухватил за волосы и, оторвав голову от асфальта, выплеснул накопившуюся ненависть.

После третьего удара кулак его был весь в крови.

Опустив безвольное тело, он нащупал пульс, испуганно посмотрел на приятелей. Подняв кисть избитого, отпустил — та упала плетью. Удрученно пробормотал:

— Кажись, он того… Смываемся!

Минутой позже никого во дворе не было. Лавка опустела, не валялась на газоне пустая водочная бутылка… Не осталось вообще ничего. Компания исчезла, не оставив следов.

Он очнулся от холода — намокшая рубашка неприятно холодила тело. Не поднимаясь, прислушался к себе. Голова гудела, обжигающая волна монотонно стучала в затылок. Стерпев первую боль, он осторожно ощупал лицо. Нос, похоже, был сломан. Рот наполнился вязкой соленой жидкостью. Он сплюнул сгусток крови, а вместе с ней — два зуба. Языком коснулся торчавших в десне осколков.