Александр Фишман - Доставить и выжить

— Как раз все просто. А главное — гарантирует безопасность сотрудника банка.

— Если только конкурирующая фирма его не шлепнет.

— А им-то какой резон? Деньги все равно уже уплыли, хоть зашлепайся.

— Есть у меня в Москве один человечек, — откинувшись на спинку стула, проговорил отставной прапорщик. — Вместе были в "командировке". Во второй, когда меня шарахнуло… Санитаром у нас был.

— Что-то ты про него ничего не рассказывал. Наоборот, говорил, что никого здесь не знаешь.

— Я его случайно встретил в аэропорту, когда в Венгрию летал. Я же записную книжку, где все адреса были, потерял. А тут стоим с бабкой в Шереметьево, рейса своего ждем. Смотрю — он, Серега, мы его в Афгане Знахарем звали, провожает кого-то. Он меня сначала не признал, в очках-то…

— Еще бы. Я тебя и сам не признал, когда в них увидел, — заявил Лавин.

— Вот. Потом обрадовался. Мы же с ним… В общем, хлебнули. Обрадовался, значит, в гости звал, телефон свой написал…

— У тебя его, конечно, с собой нет, — утвердительно произнес Андрей.

— С собой нет.

— Тогда к чему все это либретто!

— А я его запомнил. Там в середине четыре четверки, легко запомнить было.

— Уже легче, — в голосе Никиты слышалось одобрение. — И что это за парень?

— Немного моложе вас, сейчас ему что-то слегка за тридцать. Коренной москвич.

— Это минус. Не зря москвичей нигде не любят, гнилой товар. Вспомни армию.

— Никита, не болтай глупости. Ты не хуже моего знаешь, что всякие обобщения несут в себе каверну, низводящую истину на нет…

— Все, деду больше не наливаем! — заявил Лавин. При этих словах Шамышов молниеносно передвинул бутылку на край стола, ближе к себе. — Он начинает провозглашать теории, смысл которых недоступен даже мне! А уж какими словами он это делает — я вообще молчу!

— Так что москвичи бывают разные, — невозмутимо продолжал отставной прапорщик.

— Ладно, мы согласны. И что он?

— Мама с папой у него большие шишки. Мама даже больше, чем папа. Тот-то простой профессор медицины, трудяга, а она что-то по партийно-хозяйственной части. Серега, что вполне естественно, благополучно поступил в мединститут и даже умудрился закончить сколько-то там курсов, что само по себе до крайности удивительно…

— Что, дурак дураком? Сынок профессора, так иногда случается.

— Не, парень он неглупый. Я бы даже сказал — умница. Дело в другом.

— Водка, карты, женщины?

— Женщины.

— Любитель сладкого?

— Серега — он не любитель…

— Профи, что ли?

— Он больной на это дело. Нет, у него, конечно, масса интересов, он грамотный, начитанный парень, спортсмен, хороший солдат, но… женщины для него — все.

— Бывает… — с философским видом покачал головой Лавин.

— В общем, поперли его из мединститута то ли за аморалку, то ли за неуспеваемость, а какая уж с бабами успеваемость, точно не знаю. Здесь военкомат и положил на него глаз. Мама с папой, конечно, подсуетились и направили их сыночка в "Арбатский военный округ", поближе, значит, к родному дому…

— Это уж как водится.

— Служил он санитаром в военном госпитале в Химках. Не жизнь — малина. Но там он не поладил с каким-то выздоравливающим офицером. Опять же из-за женщины, из-за медсестры. Короче, продлил Серега офицеру курс лечения. Только того из одного отделения перевели в другое — в челюстно-лицевую хирургию.

— Челюсть? — с видом знатока поинтересовался адвокат.

— Ее, родимую. В двух местах. Поднялся скандал, парню грозил трибунал. Даже мама ничего не смогла сделать, у офицера тоже были подвязки.

Он и поставил Сереге условие: или трибунал, или Афган. Ну, тот и выбрал Афган. Служили мы с ним примерно год. Солдатом он оказался неплохим, ходил с нами в разведрейды, за чужие спины не прятался. Баб, правда, он и там ни одной не пропускал, всех "чекисток" в округе отодрал.

— Каких "чекисток"? — заинтересовался Лукин. — Из особого отдела?

— Продавщиц, медсестер, прочую обслугу. Они в Афган из-за чеков ехали. Ну, типа валюты такой, на них потом можно было в "Березке" отовариться, и там они в ходу были. Все остальное… ну, это… тоже за чеки. Вот их "чекистками" и прозвали.

— A-а… Понятно.

— Серега, конечно, никому не платил. Не в его это правилах. Звали мы его Знахарем, в медицине он классно волок, сколько пацанов на поле боя спас. И меня тоже…

— Короче, ты считаешь, что на него можно рассчитывать? — резюмировал Лавин.

— Как на тебя! — убежденно ответил отставной прапорщик.

— И больше, чем на меня, — улыбнувшись, провозгласил Лукин.

— В том деле, которое предстоит, больше, — абсолютно серьезно произнес Шамышов.

— Ладно, давай посмотрим на твоего Дон Жуана Эскулаповича, — решил Никита. — Чем он сейчас занимается? Может, он занят до чертиков?

— После дембеля он не стал доучиваться, решил, что ни к чему. Работает сейчас фельдшером на "Скорой помощи". Еще держит какие-то "комки", говорит, на жизнь хватает. От родителей съехал, своя квартира. Не женат и вроде пока не собирается.

— Ну так звони ему!

Знахарь оказался шатеном высокого, даже повыше вовсе не низкорослого Шамышова, роста мужчиной. К удивлению Лавина и Лукина, он не был не только красавцем, что стоило бы ожидать от записного сердцееда, но даже симпатичным. Широкая кость, простоватое лицо с крупными чертами — вряд ли он мог похвастать родословной от голубых кровей. Типичный рабоче-крестьянский материал. Глаза, правда, были умные, выразительные.

— Накатишь соточку? — предложил Шамышов.

— С утра-то! Да ты что, дед, мухоморов объелся! Какая может быть соточка!

— Это он себе компаньона ищет. Похмелиться хочет, — пояснил Лавин.

— Ну, на меня-то он где сядет, там и слезет. И тебе не рекомендую. Слышь, Маркелыч?

— Да нет, один он пить не будет, даже если это опохмелка. Он же не алкоголик какой. Во всяком случае, при нас. Верно, дед?

— Да ну вас всех, — махнул тот рукой. — Нянчил их, нянчил, и вот вам…

— Ладно, мужики. — Сергей сел на диван. — Рассказывайте, что у вас за проблемы и какая во мне нужда возникла. А то прапор вчера по телефону такой жути нагнал!

— У нас действительно проблемы, и ты нам действительно нужен, — устроившись напротив него на стуле, произнес Лавин.

— Только давайте так. Вы не дети, и я не пацан. Либо вы рассказываете все, либо я пошел. Думаю, Маркелыч вам мои верительные грамоты уже представил. Условие принимается?

— Безоговорочно! — подтвердил Никита. — Дед за тебя поручился, этого достаточно. — Лавин рассказал ему все без утайки, осветив самые мельчайшие детали.

— В этом деле одна большая трудность, — выслушав, проговорил Знахарь.

— Время.

— Да, время. Десять дней, день туда, день сюда… Чистая неделя.

— Как видишь, нам без тебя туго придется.