Евгений Сухов - Чужой своим не станет

Потянув на себя дверь, Романцев вошел внутрь блиндажа, за ним – сержант Кирюхин. Укрытие оказалось значительно просторнее, чем представлялось снаружи.

У стен по обе стороны стояли две койки с панцирной сеткой. Между ними помещался стол, на котором посередине возвышалась едва тлевшая керосиновая лампа.

– Располагайтесь, товарищ капитан.

– Значит, я пока один? Где же сосед?

– Товарищ Пичугин сейчас у комполка. Скоро должен подойти. Пойду покурю снаружи.

Присев на койку, Романцев вытащил из вещмешка фотографию Зои. Некоторое время смотрел на нее, словно хотел угадать ее настроение, а потом положил в блокнот, чтобы не помять, и завязал вещмешок.

Тимофей вышел из блиндажа и почувствовал, как от реки потянуло свежестью. Назойливо, призывая к тишине, где-то совсем рядом бесстрашно стрекотал кузнечик.

Ординарец занял место под бруствером и курил, задумчиво пуская серый дымок куда-то вверх, под сетку. Увидев вышедшего капитана, поднялся без слов, передал недокуренную цигарку стоявшему рядом бойцу.

– Возвращаемся, товарищ капитан?

– Да, уже пора.

Привычно пригнувшись, Тимофей с провожатым зашагали в обратную дорогу.

Дважды над головой неприятно вжикнули пули, заставив наклониться еще ниже. Прошли мимо позиций артиллеристов, где стояли двухсоттрехмиллиметровые пушки, укрытые маскировочной сетью. Длинные стволы были направлены на немецкие позиции.

На передней линии обороны шириной пятьсот метров была собрана невиданная силища. Едва ли не под каждым кустом прятались полковая пушка, миномет или пулемет. Позиций не рассмотреть, укрытые плотной сеткой и тщательно замаскированные, они сильно меняли рельеф: там, где находился глубокий ров, смотрелась полянка с полевыми цветами, а там, где произрастал кустарник, местность напоминала глубокую балку, через которую ни протащить тяжелую технику, ни пройти пехоте.

На выходе стоял все тот же караульный. Он без интереса проводил офицеров равнодушным взглядом.

Они вышли из окопов и, прячась за деревьями, направились к машине. Неожиданно Романцева окликнули:

– Тимофей!

Обернувшись, он увидел молодую женщину, старшего лейтенанта медицинской службы. Красивые тонкие губы растянулись в радостной улыбке. Романцев не без труда узнал в ней Татьяну Ионову, свою соседку по подъезду из довоенной ленинградской жизни, жившую этажом ниже.

– Татьяна? – невольно ахнул Романцев. – Ты здесь служишь?

– Да, служу, уже второй год. Весь наш курс призвали на фронт. Я попала на Первый Белорусский. Вот теперь нахожусь здесь, в полевом госпитале.

– Вот, значит, как… А мне казалось, что ты еще маленькая.

– Время идет, мы взрослеем, – отвечала Татьяна. В ее голосе прозвучала заметная грусть, год на войне – большой срок, для девушки тем более.

Татьяна Ионова была на три года моложе Тимофея. Между ними всегда было чувство симпатии. Уже повзрослев, будто бы чего-то перепугавшись, они отдалились друг от друга. Возможно, их отношения и переросли бы во что-то более серьезное, если бы не война. Дальше их пути разошлись: Романцев, закончив военное училище, уехал из Ленинграда по месту прохождения службы, а Татьяна поступила в медицинский институт. Некоторое время они еще переписывались, а через год связь окончательно оборвалась. Романцев верил, что девушка осталась в живых и доучилась, о чем так мечтала. Даже повстречавшись со своей любовью, с Зоей, Тимофей никогда не забывал Татьяну и очень надеялся на случай, который помог бы им свидеться.

Судьба услышала его просьбу. Встреча состоялась. Следовало бы поговорить, о многом расспросить друг друга, вспомнить общих знакомых… Но как-то все не вязалось, и нужных слов Тимофей не находил. От прежних воспоминаний осталась только ломкая труха. Давно это было, еще до войны. За это время он успел прожить несколько жизней. Да и у Татьяны была своя, непростая дорога.

– Как тетя Варя?

– Она погибла в сорок третьем в Ленинграде, – произнесла Татьяна без интонаций. Горе стало давним, с потерей она уже свыклась. – Стояла в очереди за хлебом, и прямо в них… Там мало кто уцелел.

– Очень жаль… Добрая была женщина.

– Да, добрая. Мне ее не хватает. Остался только брат, сейчас он воюет на Втором Белорусском. Мы с ним соседи. Вот на прошлой неделе нам удалось увидеться, правда, мельком, был тяжелый день, много операций. Он специально приехал ко мне на пару часиков, чтобы увидеться.

– Передавай ему привет, когда встретитесь в следующий раз.

– Обязательно. Он тебя вспоминал. А ты тоже в этой части?

– Нет… Я здесь в командировке.

– Надолго?

– Не знаю, как пойдут дела. Думаю, что недели на две.

– Может, увидимся? Вспомним старое. Моя землянка рядом с полевым госпиталем, – кивнула она в сторону разросшихся осин.

– Постараюсь, Татьяна.

– Хочешь я скажу тебе правду?

– Какую? – невольно удивился Романцев.

– Сейчас война, сейчас можно. Другого раза может и не быть. Ты мне нравился.

Сержант Кирюхин, словно о чем-то догадываясь, отошел в сторонку и вытащил расшитый белым бисером кисет.

– Жаль, что я узнал об этом только сейчас.

– Видно, не судьба. Ты женат?

– Да. А ты замужем, наверное?

– Нет… Просто не было времени. А сейчас не до этого. Мне надо идти. Перевозим наших раненых в эвакгоспиталь. У нас начальник медслужбы строгий.

– А кто он?

– Майор Пичугин.

– Вот как… А меня к нему подселили в блиндаж.

– Ой, только обо мне ни слова!

– Хорошо, договорились…Тогда до встречи…

Тимофей проводил девушку долгим взглядом. Ждал, что Татьяна обернется, но она так и скрылась в роще, не посмотрев на него. Внутри защемило что-то теплое. С чего бы это? Опомнись! У тебя дома красивая жена, которая тебя любит и очень ждет. А ты на девушек засматриваешься.

Поднявшись на косогор, Романцев посмотрел на передовые позиции, напоминавшие с высоты взрыхленное разрывами поле. Трудно было понять, где находятся первые рубежи, спрятанные под сетку, а где начинаются окопы второй линии, столь же тщательно запрятанные. Блиндажей не разглядеть, искусно используя ландшафт, их скрыли под естественными склонами, обсадили деревьями, укрепили бревнами и валунами. Местность менялась настолько кардинально, что узнать ее не мог ни один топограф.

Машина стояла на прежнем месте, подмяв бампером гибкие кусты. Отсюда до первой линии окопов – метров пятьсот, по местным представлениям – глубокий тыл! Здесь размещаются полевой госпиталь, портные, парикмахеры и те, кто не успел получить вооружение. Посадки, вытянувшись в неровный ряд, надежно укрывали от взоров с вражеской стороны; пули тоже не достанут. Страшен был только артиллерийский снаряд, который мог прилететь сюда невесть откуда. Но это уже вопросы к судьбе.