Владимир Гриньков - Президент не может умереть

— Спасибо. Вам необходимо понять, Павел, хотите вы этого или нет, что вам придется научиться делать все то, чего требует ваша роль. Внутренне вы можете оставаться тем же, каким были прежде, но внешне… Знакомо ли вам это: актер выходит на сцену — и его больше не существует, он живет жизнью своего героя, и зрители в зале верят, что пред ними именно тот человек, чью роль артист играет.

Хомутов кивнул. Сравнение с актером даже немного польстило ему.

— Мельчайшие детали внешности и поведения товарища Фархада должны стать вашими. Сходство требуется стопроцентное, никто не должен даже заподозрить подмену. Об этом знают только сам товарищ Фархад и я.

— И полковник Гареев, — напомнил Хомутов.

— Да, и полковник Гареев.

— Кроме того, еще и врач.

— Какой врач? — насторожился Сулеми.

— Косметолог, который делал операцию.

— Ах, да… — спохватился Сулеми. — Но это и все. Даже ближайшие сотрудники товарища Фархада ни о чем не догадываются.

— Ну, их-то можно было поставить в известность, — пожал плечами Хомутов.

— Ни в коем случае!

— Почему?

— Нет! — отрезал Сулеми. — Для всех вы — президент Фархад!

— Хорошо, — покорно согласился Хомутов.

Сулеми поднялся, прошелся по комнате.

— Продолжим? — предложил он. — Я хотел бы теперь заняться вашей походкой.

Хомутов привстал с кресла. Сулеми, прищурившись, окинул его взглядом, потом отступил на шаг, снова посмотрел и наконец сказал с плохо скрытой досадой:

— Но почему я раньше об этом не подумал!?

— О чем?

— Вы заметно выше президента. Разница в росте бросается в глаза.

— И намного?

— Сантиметров на пять.

— Ну, это не беда, — сказал Хомутов с облегчением. — Понадобятся туфли на высоком каблуке.

— То есть? — не понял Сулеми.

— Пусть президент начнет носить туфли на высоком каблуке, — подсказал Хомутов. — Тогда и проблема исчезнет.

Сулеми рассмеялся.

— Вы парень с головой, Павел, — он говорил вполне искренне. — Хорошо, продолжим. Пройдитесь по комнате, пожалуйста.

Хомутов бросил быстрый взгляд на экран телевизора. Там в это время президент шествовал навстречу очередному гостю. Хомутов направился в дальний угол комнаты, стараясь ступать твердо и в то же время вальяжно. Упершись в угол, обернулся к Сулеми.

— Еще раз, — попросил тот.

Снова два десятка шагов.

— Не так, не так, — Сулеми покачал головой. — Тверже ставьте ногу, Павел. И еще — голова. Голову надо нести гордо.

— Походку так запросто не переделаешь, — пожал плечами Хомутов.

— Но мы должны. Все, абсолютно все должно быть идентичным.

Хомутов вышагивал по комнате еще битый час, пока не взмолился:

— Не пора ли передохнуть? Я уже с ног валюсь.

— Хорошо, — кивнул Сулеми. — Отдыхайте.

Он отвернулся и принялся разглядывать узор на ковре.

— Кстати, хочу спросить, — проговорил Хомутов. — Могу ли я выходить время от времени? Я хотел бы иногда бывать в городе.

— Это исключено, — бесстрастно откликнулся Сулеми, не поворачивая головы.

— Что исключено? Выход в город?

— Да.

— Но не могу же я сидеть в четырех стенах изо дня в день! — раздражился Хомутов.

Сулеми обернулся и пристально взглянул на него.

— Вам придется с этим смириться, Павел. Эти комнаты вы сможете покидать только в тех случаях, когда вам придется играть роль президента Фархада. Так решено, и не нам с вами корректировать эти решения.

— Кем это решено? — спросил Хомутов с вызовом.

— Оставьте это, Павел. Вы будете жить здесь, в этих апартаментах. Во всем дворце один я имею право входить сюда. Никто иной не должен вас видеть, но если это и произойдет — вас примут за президента Фархада, только и всего. Кабинет президента находится в противоположном крыле дворца, поэтому одновременно вас не сможет увидеть никто и никогда. Для людей, которые работают в президентском крыле, доступ на эту половину закрыт. И наоборот.

Хомутов понял, наконец, и рассмеялся.

— Ловко. — Он покачал головой. — Следовательно, тот, кто увидит меня здесь, не сможет спустя несколько минут попасть в другую половину дворца и обнаружить там подлинного Фархада…

Сулеми кивнул.

— Все верно. Но мы приняли также и дополнительные меры для того, чтобы вас здесь не увидели, даже случайно. Мы ограничили вашу свободу передвижения.

Хомутов удрученно покачал головой.

— Но это в конце концов жестоко — все время держать меня взаперти.

— Это не продлится долго, — пообещал Сулеми. — Как только вы освоите все необходимые навыки, вы начнете выезжать в город, заменяя президента.

— Но потом мне придется возвращаться сюда.

— Да, Павел. Пока вы будете двойником, прежней жизни для вас не существует.

— А письма?

— Ни в коем случае! — отрезал Сулеми.

— Но как удастся объяснить мое исчезновение?

— Кому?

— Тем, кто знал меня здесь.

— Им уже все объяснили.

— Каким образом?

— Не знаю, — Сулеми пожал плечами. — Это возложено на полковника Гареева.

— Я могу увидеть его?

— Непременно. Он обеспечивает операцию с советской стороны. У вас неоднократно будет возможность встретиться с полковником.

Во время политинформации, проходившей в зале посольства, Уланов и Людмила оказались почти рядом — она сидела на два ряда впереди и чуть правее и в какой-то момент улыбнулась. Их глаза встретились. Уланов тоже на всякий случай улыбнулся, но тут же притушил улыбку, натолкнувшись на колючий, полный неприязни взгляд.

Посол Агафонов вещал с трибуны о международной обстановке. Обстановка, видимо, была так себе, поскольку Агафонов вид имел неважный, мягко говоря. Среди присутствующих только полковник Гареев знал истинную причину такого состояния посла. Агафонов был удручен оттого, что сознавал свою неправоту в истории с переводчиком Хомутовым. Гареев добился-таки разрешения не посвящать посла в операцию с двойником, и представил дело так, будто Хомутов отправлен на родину тем же самолетом, которым председатель КГБ возвращался в Москву. Сообщая Агафонову об этом, он со значением добавил, понизив голос:

— Глава ведомства был буквально вне себя, узнав об истории с переводчиком. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Хомутову даже не было разрешено дождаться аэрофлотовского рейса.

При этих словах посол окончательно пал духом, но это было еще не все, Гареев не мог отказать себе в удовольствии доставить ему еще несколько скверных минут.

— Я слышал также, что мальчики из охраны председателя доставили Хомутова к трапу в наручниках. Это, однако, я вам скажу…

Теперь, стоя на трибуне, посол читал подготовленный референтом текст, однако мысли его были далеко, в Москве, где сейчас, возможно, решалась его судьба.