Александр Тамоников - Нетленный

– Анекдот вспомнился, – усмехнулся я. – Наркоман попадает в ад. Смотрит, а там благодать, солнышко, конопляные поля до горизонта. Обрадовался – значит, напутал боженька. Смотрит, еще один наркоман сидит, грустный такой. Подваливает к нему: «Братан, да у вас тут рай». Тот вздыхает: «Ну, да. Еще бы зажигалку…»

Варвара прыснула – значит, не все потеряно. Жизнь продолжается?

– Почему ты в юбке? – спросил я. – Если память не изменяет, ты была в джинсах.

Она застыла, стала медленно распахивать глаза, это смотрелось нелепо и комично. Приподнялась, уставилась на свои ноги. Вчера она действительно была в облегающих джинсах – затасканных, протертых на коленях, которые не жалко и выбросить. Сегодня на ней была грубая, домотканая, бесформенная юбка, прикрывающая ноги до лодыжек.

Она издала протестный звук, взгромоздилась на колени, стала ощупывать свои одежды. «Обновка» была простейшей – сшитый отрез материи с единственной завязкой, к тому же явно не новый и попахивающий.

– Никита, что это? – У девушки дрогнул голос. – Этого не было, кто меня раздел? А ведь действительно… – она поежилась, – смутно вспоминаю, как с меня стаскивали штаны, возмущались… Я испугалась – насиловать будут… Стала дергаться, получила по голове, дальше не помню.

– Убежден, твое целомудрие не пострадало, – успокоил я. – Судя по тому, что мы видели, это что-то древнее, замшелое, из глубины веков. Все, что ты говорила про староверов, нашло подтверждение и как-то запуталось. Бороды, топоры, грубые одежды, в которых прослеживается что-то старорусское, запрет на бранные слова. Брюки на женщине – явление неприемлемое, пусть даже ты и пленница, это оскорбляет их тонкую эстетику, понимаешь? Они тебя просто переодели. Твои интимные подробности их мало интересовали.

Я на корточках подобрался к двери, осторожно дернул ее. Дверь была заперта. Загородка из досок, казавшаяся хлипкой, на деле оказалась прочной. Снаружи ее укрепляли перекрещенные брусья и вертикальные столбы. Ногой такую стену не выдавишь. Но щели между досками имелись по всей загородке. Через них просачивался свет, проникал воздух, частично нейтрализуя царящую в «камере» вонь.

Я припал к щели. Варвара пристроилась рядом, прижалась к плечу. Шансов на выживание было немного. Рассчитывать на то, что нас подержат и выпустят, тоже не приходилось. Нас бы и так не выпустили, а уж после того, что я натворил…

Здесь находилась небольшая гряда, справа поднималась соседняя скала. Каменный массив располагался на краю хвойника – лапы елей свешивались почти до земли. Напротив – голая поляна, проплешины, редкие пучки травы. Местность волнистая, дальше – перелесок, кустарники. В низине – крыши строений, крытые соломой. Крыши справа, крыши слева. Открытое пространство окружали леса. За деревней, приютившейся в низине, высился конический холм, покрытый зеленой травой. Там что-то возвышалось – но далеко, непонятно…

В деревне лаяли собаки, надрывался петух. Заскрипел металл, показалась женщина с коромыслом и тяжелыми ведрами. Она возникла между холмами на несколько секунд, там, очевидно, пролегала тропа к колодцу. Невысокая, сутулая, в платочке, мешковатых одеждах и многослойных юбках, она наступала на подол, приходилось семенить. Мерно покачивались наполненные водой ведра.

Женщина пропала за кустами. Возник мужчина с досками на плече. Он грузно передвигался, широко расставляя ноги, – в сапогах, ватных штанах, в каком-то сером кафтане. Седая борода свисала до груди. Казалось бы, что общего между радикальным исламом и русским старообрядчеством? В обеих культурах запрещено брить бороды. Петра Первого на них нет…

Люди растворились, снова стало тихо.

– Баба с ведрами ранним утром… – прошептала Варвара. – Это к чему?

– Ни к чему хорошему, – отозвался я. – Посмотри, что там происходит?

Мы всматривались в очертания далекого холма. На нем возвышалось невнятное сооружение – что-то вроде столба, облепленного мусором и строительными неликвидами. По крайней мере, издали представлялось именно так. Возились фигуры, совершали какие-то действия, что-то перетаскивали. Видимость была отвратительной. Утро выдалось серым, висели низкие тучи, дождя пока не было, но он мог хлынуть в любую минуту.

– Жертвенный столб, – пошутил я, – надеюсь, не для нас.

– Для нас, для кого же еще… – задрожала Варвара. – Скоро нам предложат очиститься огнем, и от такого предложения мы не сможем отказаться… Господи, Никита, это действительно с нами происходит? Трудно смириться, но как-то надо…

Она отползла, свернулась клубком, закрыла лицо ладошками. Зачем я это сказал? Мне самому было тошно, зачем усугублять? Варвара тихо плакала. Я подполз к ней, ласково погладил по плечу.

– Эй, мы, никак, уже в бессмертие засобирались? Это смешно, Варюша, все обойдется.

– Это не смешно. – Она шмыгнула носом. – Ты просто несерьезно ко всему относишься.

– Хорошо, давай относиться серьезно к несерьезным вещам. Успокойся, пока ничего страшного не произошло.

Да уж, невеселым получился некролог. Крутишься всю жизнь, выживаешь, борешься, фактически не видишь ничего светлого, и так бывает тошно от этой жизни! А чуть угроза – и цепляешься за жизнь, только бы не потерять! «Как бывает жить ни тошно, умирать еще тошней». В самую точку попал русский баснописец.

Я опять прижался к щели, смотрел, видимо, отыскивал что-то утешительное. В принципе, антураж не декадентский. Природа, деревня, корова где-то мычит. Подножие ближайшей ели обросло мхом – значит справа север…

Я просунул пальцы в щель, ощупал заусенцы с внешней стороны. Скоба, металлический навесной замок, как мило…

В щели появился воспаленный глаз, его обладатель грозно гаркнул! Я отпрянул от неожиданности, чуть не сломав в щели фалангу пальца, сел на пол.

Подловили! О наличии охраны я, конечно, подозревал, но до этого момента они глаза не мозолили, очевидно, сидели в стороне.

За дверью кряхтели, чужой глаз прилип к щели. Была бы спица – я бы с удовольствием его проткнул. Заскрипели подошвы, подошел напарник, что-то сказал. Оба засмеялись, ударили по двери! Пещера вздрогнула, охнула Варвара. Я подполз к ней, снова стал гладить по голове. Потом вернулся на свой наблюдательный пункт.

Охранники отошли от двери, лениво переговаривались. На вид обычные деревенские дылды. Кряжистые, не первой молодости, у одного за кушаком висел топор, у другого широкий обоюдоострый нож. В принципе, не дикари, одежда чистая.

– Эй, мужики, какие планы на нас? – спросил я. – Мы вас трогали? Просто шли себе…

Реакция, невзирая на упитанность, была отменной! Охранник подбежал, саданул ногой по доске. Я отдернул голову, иначе синяк бы расцвел на все лицо.