Анатолий Мусатов - Русская сага

И все же эти спасающиеся комочки живой плоти были не так проворны. Зазмеившиеся пенными головами между кочек хлынули потоки грязной смеси из воды, стеблей трав и мусора. И через мгновение всех людей захлестнул накативший вал шипящей воды. Она мгновенно поднялась до голенищ, обкатывая их пенными бурунами.

Люди стояли и смотрели, как в версте от них поднявшаяся в небо отливающая глянцем черная стена поглощала все видимое пространство. Колобов, до сих пор не решался побеспокоить ротмистра, сидевшего на лошади с озлобленно-мрачным выражением лица. Все же, что-то обдумав, тронул своего коня:

– Ваше высокоблагородь, разрешите обратиться…

Федор Иванович повернулся к нему:

– Что тебе, Колобов?

– Гроза знатная будет, – повысил голос денщик. – Одним ливнем дело не обойдется. Град идет, не приведи Господь! Может сильно побить людей и лошадей.

– Что предлагаешь? – прокричал ротмистр.

– Пологи повязать из рубах и исподнего. У казаков в переметах все есть для этого.

Ротмистр понял все сразу. Отослав Колобова в голову колонны с распоряжением приготовиться, он подозвал к себе подъесаула:

– Семен Владимирович, распорядитесь развязать матросам руки. Пусть из своих тряпок навяжут пологи и прикроются… Иначе после града они ни на что не будут годны. По сотням передать, – беречь лошадей. Посадить их на хвосты и накрыть головы. Казакам оставаться при них…

– Хорошо, Федор Иванович, мигом сделаю.

Подъесаул бросил коня в галоп и через минуту по всем телегам проехались казаки, шашками разрезая путы на руках моряков. Выслушав их, моряки, не мешкая, принялись снимать с себя клеши и тельняшки, вытаскивая их из-под обвязанных вокруг торсов веревок. Привычные к вязанию узлов, матросские руки быстро навязали просторные полотнища. Усевшись на корточки, они натянули поверх голов пестрые пологи. Обе сотни, спешившись, проделывали то же самое со своим тряпьем. Они сажали коней на крупы. Став перед их мордами, натягивали связанные из белья и рубах полотна. Лошади смирно терпели непонятную для них процедуру. Словно чувствуя приближающуюся беду, они покорно позволяли людям проделывать с ними эти действия.

Ветер вдруг стих. Люди услышали нараставший с каждым мгновение мерный гул, будто на них неслись неисчислимые, но невидимые табуны лошадей. Земля гудела и вибрировала. Непрерывные раскаты грома сотрясали воздух. Но они не вызывали такое чувство ужаса, как надвигающийся мощный, раскачивающий землю, гул. Ротмистр обреченно подумал, что даже сама природа восстала против них, посылая господню кару, чтобы побить их, стереть с лица земли, как лишних, отслуживших свое, существ.

Большинство казаков, обратив лицо к мчащейся на них погибели, крестились, шепча молитвы. Они все понимали, что их усилия спастись безмерно малы и ничтожны, чтобы без помощи Всевышнего, выжить в этом круге ада. Казаки знали, что Ад есть, но, видя его воочию, ощущая на себе всю его ярость, надежда спастись гасла в самых отважных сердцах…

Обрушившийся удар был ужасен. Вода, падавшая с небес сплошной массой, без просветов и промежутков перебивала дыхание, заливала горло и нос. Держа над собой хлипкие тряпичные навесы, люди изо всех сил сопротивлялись сокрушительным порывам ветра. Лезвии молний, с шипящим треском беспрерывно рвали воздух в куски. Оглушительно гремевшие раскаты грома, не смогли забить стремительно нараставший плотный, перекатывающийся звук. И когда люди увидели вонзавшиеся в землю с глухим чваканьем круглые, величиной с голубиное яйцо, градины, то поняли, что для высших сил были все они великими грешниками, которых следовало покарать немедленно и беспощадно…

Стоны, ржанье лошадей неслись отовсюду. Хлесткие удары ледяных снарядов рвали в клочья бесполезные тряпки, которыми тщетно пытались прикрыться несчастные. Юнкер стоял у своего коня и, сжавшись, ожидал следующего удара. Правое плечо ныло от нескольких попаданий. Юнкер стойко переносил, сыпавшиеся на него удары. Лишь иногда, от особо крепкого попадания, приседая, охал. По совету Колобова юнкер набил тряпьем фуражку. Несмотря на это, каждое попадание градины отдавалось в голове гулким буханьем. Прятаться под телегой юнкер категорически отказался. Прижавшись к шее лошади, юнкер закрывал ее голову нательной рубахой, зажав ворот зубами и натянув руками подол как можно сильнее. Он видел, что все казаки, невзирая на град, так укрывали головы своих лошадей.

Три-четыре минуты, которые понадобились, чтобы пройти градобою, показались юнкеру вечностью. Вжав лицо в пахнущую мокрой шерстью шею коня, он чувствовал, как тот дрожит мелкой судорожной дрожью. Юнкер стоял и молил Господа, пощадить коня и его. Юнкер молился, и это приносило ему какое-то облегчение. Он верил, что пока он обращается к Богу, с ним ничего не случиться.

Едва волна градобоя ослабела, юнкер поднял голову и осмотрелся. Матросы у ближайшей телеги сидели на залитой по щиколотку земле. закрыв головы руками. По их обнаженным спинам стекали покрасневшие от крови потоки ливня.

Ураган по-прежнему не убавлял напора. Молнии вонзались в землю, оглушая людей и лошадей, доводя их до безумия. В одну из телег стоявшую поодаль, ударил разряд молнии. Телега развалилась надвое, как от прямого попадания артиллерийского снаряда. Несмотря на ливень, поклажа вспыхнула, будто облитая смолой. Впряженные в нее матросы, попадали, словно подкошенные. Широко раскрыв рты, корчась, они зашлись в немом крике. К телеге уже бежали со всех сторон казаки. Они опрокинули ее на землю и, располосовав веревки, начали растаскивать обугленные тюки и ящики. Едва казаки растащили груз, штабс-капитан заставил отнести ящики к другой телеге. На лежащих без движения пятерых моряков никто не обращал никакого внимания. И лишь когда поклажу перенесли, занялись моряками. Хорунжий собственноручно обследовал каждого из них. Убедившись, что трое не подают признаков жизни, приказал оттащить всех пятерых в сторону.

– Господин ротмистр, все пятеро – дохлятина. Всех, как есть, прибило молнией…

Ротмистр хмуро выслушал хорунжего:

– Груз распределить на оставшиеся телеги.

Оглядев степь, прибавил:

– Матросов осмотреть и доложить. И вот что, хорунжий, всех матросов накормить. Судя по всему, нам отсюда не двинуться еще два-три часа. Всем привести себя в порядок, высушиться и поесть. Выполняйте…

Ротмистр дернул повод и направил жеребца к головным телегам обоза. Конь, тяжело выдирая из глубокой грязи копыта, заартачился. Переминаясь на месте, недовольно всхрапнул. Федор Иванович зло огрел его плетью. И хотя он понимал, что никак не сможет повлиять на ситуацию, каприз коня выдавил на сердце жгучую волну желчи. «Черт возьми все это!.. И время это, и людей, и эту страну, которую даже Бог оставил!». Ему страстно захотелось закрыть глаза и окаменеть, как видневшийся вдали каменный истукан, которому не ведомы никакие переживания и страсти.