Чингиз Абдуллаев - Третий вариант

— Чего нужно?

— Где они? — тихо произношу я. Он кивает в сторону другой комнаты.

Я толкаю его в том направлении, готовый стрелять при первой необходимости. И вижу: в комнате на кровати сидит Саша, сгорбившись, уставившись взглядом перед собой. Вы когда-нибудь видели взрослые раненые глаза ребенка? Я их увидел. Эти глаза все решили.

Увидев меня, Сашенька вскочила, смотрит то на меня, то на своего охранника. И, самое страшное, молчит. Даже не кричит. А мы стоим перед ней. Ее охранник впереди, я чуть позади него. Пистолет упер ему в спину. Он ведь не идиот, понимает, что лучше не дергаться.

— Это я, — хрипло говорю девочке, — ты меня не узнаешь?

— Кто ты? — спрашивает девочка. Видимо, от волнения мой голос действительно изменился. А может, она спрашивала о другом, имея в виду, кем я на самом деле являюсь.

Я наклоняюсь к ней.

— Это я, Сашенька, твой папа. Я пришел к тебе. Только ты не кричи, пожалуйста.

Она умная девочка. Не закричала и не заплакала.

— Папа, — прошептала она, — я знала, что ты за нами придешь. И мама говорила, что папа обязательно придет. А вот этот дядя ее по лицу ударил. Сильно ударил и сказал, что она «сука».

Я чувствую, как дрожит, стоя передо мной, этот мерзавец. И после этих слов ребенка, думаете, меня кто-то сможет остановить? Да меня не только «владелец скотобойни», но и его президент со всей армией своих негодяев не остановит.

— Сейчас, Сашенька, — торопливо говорю я, — сейчас мы к тебе вернемся.

И нажимаю пистолетом ему на спину. Мы проходим в ванную комнату, и он дрожащим голосом говорит:

— Я ее не бил, я ее не бил, честное слово. Девочка врет. Она врет.

У него красивое, немного азиатское лицо. Почему-то красивые мужики часто бывают садистами. Может, потому, что женщины слишком охотно под них ложатся и им нужны дополнительные ощущения? Я плотно закрываю дверь.

— Конечно, врет, — почти весело говорю я, — ты ее не бил. Просто обругал. Как ты назвал ее мать?

Он молчит.

Я поднимаю пистолет.

— Как ты назвал ее мать?

— Я ее не бил…

— Что ты ей сказал?

— Су… су… сука.

Этого достаточно. Я стреляю ему прямо в сердце. Так меньше крови и почти наверняка. Он сползает на пол, все-таки пачкая стену кровью. Я делаю контрольный выстрел.

— Конечно, она сука, — говорю ему напоследок, — за то, что вообще связалась с такими подонками, как вы.

Теперь он успокоился окончательно. Я выхожу к девочке, плотно прикрыв за собой дверь. Она смотрит на меня строго и понимающе.

— Он больше не будет бить мою маму?

— Нет, — отвечаю я, — он никогда больше не будет бить твою маму. А где мама?

— Она в соседнем номере, — говорит девочка, — пришли какие-то чужие дяди и сказали, что нужно пройти в соседний номер.

— Давно это было? — спрашиваю я непослушными губами.

— Нет, совсем недавно.

— Вот что, Сашенька, — тихо говорю, подводя ее к окну, — ты сейчас спустись вниз, пойди вон в тот парк. Сиди там на скамейке. И никого не бойся. Только не разрешай себя увести. Видишь, там стоит дядя полицейский. Если тебя кто-нибудь захочет увести, ты сразу беги к нему и кричи. Кричи изо всех сил. Ты меня поняла?

Она смотрит на меня. Кажется, она понимает даже слишком много.

— А как ты?

— А я потом приду с мамой, — обещаю девочке. Все-таки не умею врать детям.

— Нет. Давай пойдем вместе, — упрямо говорит ребенок.

— Сашенька, — умоляю ее, — сейчас не время капризничать. Иди вниз, в парк. Я тебя очень прошу. Иначе я не смогу помочь твоей маме.

— Ты хочешь ее спасти?

Я действительно кретин. Ребенок все понимал лучше меня.

— Постараюсь, — обещаю.

— А тот дядя? — кивает она на ванную комнату. — Он оттуда не выйдет?

— Нет.

— Ты его убил? — Она понимает даже такие вещи. Господи, дети знают обо всем на свете. Эти проклятые телевизоры.

— Конечно, нет. Он там купается, — говорю я не очень убедительно, — и просил нас не мешать ему. Иди в парк, Саша. У нас мало времени.

Я беру ее за руку, осторожно открываю дверь номера и почти силой подвожу к лестнице.

— Бегом, — прошу я ее, — мы сейчас придем.

— Ты не обманешь? — недоверчиво спрашивает девочка.

— Нет. Когда я тебя обманывал? Ну, беги.

Она спускается по лестнице. Теперь у меня есть время. Один против оставшихся троих вооруженных людей. Шансов очень мало. Но попытаться нужно. Я направляюсь к соседнему номеру. И почти сразу слышу за дверью громкий голос. Незнакомый мне голос очень уверенного в себе человека, говорящего по-русски с сильным акцентом.

— Мы зачем тебя послали? — громко спрашивает он. — Чтобы ты за ним следила. А ты вместо этого решила, что можно с ним жить, можно свою сучку сюда привезти. Кто тебе позволил дочку привозить?

— Он позволил, — слышу я тихий голос Нади.

— А кто он такой? Инвалид безрукий, — злится ее собеседник, — нашла у кого разрешение спрашивать. Погулять решила? Думала, мы тебя не найдем? Так не бывает. Тебе важное дело доверили, а ты устроила пикник на природе. Где находятся Касимов и его баба?

— Я не знаю. Он мне ничего не говорил.

— Вы с ним все время ездили на машине. Куда ездили, тоже не знаешь?

— Просто по городу и к морю. Ребенка катали. Мы ни с кем не встречались и никого не видели, — отвечает Надя.

— «Ребенка катали», — передразнивает ее этот тип, — я тебя сейчас прокачу. Я тебя так прокачу, что ты маму родную забудешь! И девочку твою тоже прокачу. У нас как раз есть специалист по девочкам. Он так любит маленьких девственниц.

Видимо, он показал на кого-то из своих людей. Послышался крик. Это Надежда бросилась на него.

— Нет! Нет! Не смейте! Не надо…

Я слышу, как он бьет ее по лицу и как она падает. И как лениво говорит другой человек:

— Ты, сука, свое место не забывай. Иначе сразу на тот свет отправим. И тебя, и твою девчонку.

Этот голос я хорошо знаю. Это «владелец скотобойни». Тот самый главный начальник, который может командовать и консулами, и послами своего государства. Интересно, какую должность в государстве занимает он сам?

Я не могу туда войти. Ну как войдешь, ведь сразу начнется перестрелка. Нет, смерти я не боюсь, мне страшно, что меня посадят, если я отсюда выйду живым, и Надежда с Сашей останутся совсем одни.

Я сжимаю пистолет и стою за дверью.

— Слушай, Надя, — говорит первый тип, который ее допрашивает, — ты нас лучше не доводи. Скажи честно, где Касимов. Мы серьезные люди. Сама знаешь, что с тобой и девочкой будет. Зачем тебе выгораживать эту гниду Касимова? Он-то тебе для чего?

— Я не знаю, — плачет Надя.

— Какой-нибудь дом вы проверяли? Или за кем-нибудь следили в городе?

— Нет, — всхлипывает Надя, — только за одной парой. Но они не те, за кем мы сюда приехали.

— Откуда ты знаешь, за кем вы приехали? Как они выглядели?