Александр Бушков - Антиквар

— Пожалуй, и впрямь везение… — согласился Смолин. — Значит, актёр…

— Дрянноватый. Но самомнения и апломба — хоть отбавляй. Женат в четвёртый раз, по отработанной методике: очаровывает очередную смазливую юную дурочку из молодого театрального пополнения, а лет через несколько от неё отделывается. Несколько раз пытался зацепиться в столице, но никого не заинтересовал — говорю тебе, одна фактура… В жизни бы не подумал, что у тебя могут с ним быть какие-то дела.

— По-всякому поворачивается, бывает… — сказал Смолин. — Расскажу как-нибудь, история не особо потаённая, но пока что из суеверия не будем углубляться в детали… — он поднялся. — Пора мне, да и у тебя наверняка дел куча…

— Если понадобится помощь…

— Мне она пока что в жизни не понадобилась, — сказал Смолин без всякой бравады, просто констатируя факт. — Ты ж знаешь мои принципы на этот счёт. Помощь — это то, к чему прибегаешь, когда не можешь справиться сам. Пока что — тьфу-тьфу, таких ситуаций не бывало…

Шевалье улыбчиво прищурился:

— А как насчёт содействия!

— Вот это — другое дело, — сказал Смолин. — Содействие никогда лишним не бывает… но и к нему предпочитаю прибегать лишь в случае крайней необходимости.

— Экзистенциалист ты наш…

— Ну что поделать, — сказал Смолин, ухмыляясь. — Господи, я был когда-то разочарован… Я-то думал по молодости лет, что сам эту жизненную философию изобрёл: стисни зубы и держись, когда весь мир идёт на тебя войной… А потом оказалось, что это давным-давно известно под красивым названием «экзистенциализм», и новизны тут нет ни капли… Всего тебе хорошего. Я обязательно приду, если что, в конце концов, я не застенчивый…

Он кивнул, вышел и неторопливо пошёл по длинному коридору с полудюжиной дверей справа и слева — из-за одной слышался ожесточённый лязг стали, из-за другой долетали воинственные вопли, в третьей (она была приоткрыта) тусовался табунок девочек — эльфов в зелёных вычурных нарядах — ага, опять собираются разыгрывать в прилегающей тайге нечто фантазийное…

Туманное предостережение Шевалье его не особенно заинтересовало: именно в силу туманности. Он и мысли не допускал, что Шевалье утаивал от него какие-то подробности — не тот человек, считайте, три десятка лет знакомы, пуда соли не съели, но отношения близки к дружеским, а это в наши циничные времена кое-что да значит…

Тут, должно быть, другое. Смолин и сам прекрасно знал, как это иногда бывает: кто-то из твоих старых знакомых вдруг с налётом таинственности заявляет: «Старик, ты уж осторожнее, не суй хвост в мясорубку, бога ради, улицу переходи только на зелёный, и вообще…» Деталей он не приводит, потому что и сам их не знает. Просто-напросто что-то такое в воздухе носилось, на горизонте маячило…

Что характерно, подобные туманные предостережения порой оказываются как нельзя более кстати — но чаще всего оказываются пустышками. Дёрганая у нас у всех жизнь, ремесло нервное, вот и случается иногда… сигнализация срабатывает.

Выйдя на улицу, Смолин направился было к машине, но через пару шагов резко повернулся и пошёл к газетному киоску — усмотрел свежий номер «Губернских ведомостей» с их характерным зелёно-белым оформлением. А встав перед стеклянной витринкой, сразу углядел и красный заголовок на первой странице: «ЖАНДАРМСКИЙ СЛЕД В ШАНТАРСКЕ!»

Незамедлительно купив газету, в машине вдумчиво прочитал статью на третьей странице, декорированную тремя фотографиями. На одной была покосившаяся избушка (как он и оговаривал, табличка с названием улицы и номером дома в кадр не попала). На второй красовался господин Дегтяренко, самодовольный и вальяжный, державший перед собой увесистый бронзовый раритет, на третьей — сам раритет крупным планом, так что историческая надпись прекрасно читалась.

Статья его, в общем, вполне устраивала. Конечно, она была написана в модном ныне бульварном стиле, конечно, Инга допустила с полдюжины ляпов (жандармерия и охранное отделение — сугубо разные конторы, и так далее, и так далее). Однако его приятно порадовало другое: девочка старательно выполнила уговор, все его требования и нюансы учла — а значит, первое испытание выдержала, с ней вполне можно было иметь дело. Что вовсе не означало полного доверия — рановато…

Он бросил газету на пассажирское сиденье, достал телефон.

— Да?

— Инга, вы прелесть, — сказал Смолин. — Я как раз читаю газету. Прекрасно. Просто прекрасно. И сенсация есть, и ни один антиквар морального ущерба не понёс…

— Я же обещала. Да, а статью у меня, кажется, в Москву берут перепечатывать…

— Поздравляю, — сказал Смолин.

— Значит, со мной можно дружить?

— Ах, как хотелось бы поймать вас на слове…

— А вы поймайте. Вы же мне обещали много ещё показать и рассказать…

— В ближайшее же время… — сказал Смолин. — Чёрт… Простите, меня опять выдёргивают… Я вам обязательно позвоню, в самом скором времени, ещё раз спасибо, вы своей очаровательной персоной прямо-таки реабилитируете массу журналюг…

Он нажал кнопочку, схватил с сиденья второй мобильник — там и в самом деле высветился Шварц, так что дело было и впрямь серьёзное.

— И что? — спросил Смолин.

— Явились. Оба, с багажом…

— Понял, жму…

Вывернув на улицу, он ещё раз мельком глянул на газету с фотографиями и ухмыльнулся. Всё было в ажуре, в совершеннейшем. Избушка на курьих ножках была снята внаём у хозяина (взаправдашнего алкаша) всего на неделю — разумеется, без писаных договоров, без каких бы то ни было бумаг. Старый «целинник» перестал существовать как персонаж сразу, едва они уехали — а обе медали вернулись в магазин. Лично Смолин столичному гостю ничего не предлагал и за подлинность раритета ни единым словом не ручался — он всего лишь добросовестно навёл любителя жандармских реликвий на нужный адрес, и не его вина, если что-то оказалось не так: москвич давно вышел из детского возраста, сам принимает решения, коли уж мнит себя сугубым знатоком… В общем, смело можно сказать, что прошло гладко. В случае чего будет молчать в тряпочку, опасаясь плюхи по самолюбию. Из-за таких предметов и таких сумм никто никогда не посылает ораву серьёзных мальчиков с бесшумными пистолетами — да и шпану со свинчатками тоже не пускают по следу. Поматерится и будет объезжать Шантарск десятой дорогой, вот и всё… Бывали прецеденты.

Гоша демонстрировал супружеской паре средних лет граммофон в лакированном ящике, ничего не утверждая точно, но создавая у парочки (на вид — приезжие, туристы, сто процентов) убеждение, что они могут за смешные деньги прикупить редкость несказанную. Супруги, судя по виду, вскоре должны были этой иллюзией проникнуться и расстаться с некоторым количеством тыщонок…