Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

Самому Большакову эта сделка представлялась очень выгодной. Хотя и бесполезной. Все равно они и так обо всем узнают.

– Это не я.

– Да я бы и рад поверить! – сказал с притворным сочувствием Большаков. – Только вот какая штука – у меня есть заключение экспертов.

Он придвинул лист бумаги к Козлову с каким-то текстом.

– Они составили предполагаемый портрет убийцы, исходя из имеющихся данных. Посмотри, Козлов, – все совпадает. Вот послушай: «Мужчина среднего телосложения, рост – сто восемьдесят пять, левша…» Ты левша, Козлов?

– Это не я!

– Ты левша? – упрямо повторил Большаков.

Козлов сжался и затих.

– Вот видишь, – сказал Большаков. – Дальше читать?

– Это не я! Не я! Не я!

– Ну, брат, истерика твоя совсем ни к чему. Нервы никудышные? Так и у меня такие же, поверь. Мне даже таблетки прописали врачи эти яйцеголовые. А они не помогают. Представляешь? – Тон Большакова стал доверительным. – Но я знаю средство, отличное средство, стопроцентный эффект! Нам с тобой надо с этим делом покончить. Оно нас обоих мучает – и тебя, и меня. И как только мы с тобой этот груз с души сбросим – все, полегчает. А?

Козлов тяжело дышал и был мертвенно-бледен.

Открылась дверь, в кабинет заглянул высокий парень с короткой стрижкой.

– Готово, Игорь Андреевич, – сказал он.

– Заходи, посиди здесь пока.

Большаков перешел в соседний кабинет, где не было никого, одна только девушка – она резко вскинула голову, когда дверь открылась.

– Все нормально, Лена, – сказал Большаков. – Сейчас проведем опознание – и вы свободны.

Посмотрел на часы.

– Поезд ваш уже ушел, но будет еще один – в пять. Вас подвезут до вокзала на машине.

Потер руки и опять посмотрел на часы.

– Мы сейчас пойдем с вами в другой кабинет. Там сидят молодые люди – четыре или пять человек, я даже не знаю точно. И вы посмотрите, есть ли среди них тот, которого вы видели прежде. Кто из них – вы должны будете показать.

– Нет! – сказала Лена испуганно-резко.

– Почему?

– Нет!

– Вы боитесь?

Девушка промолчала.

– Он ничего вам не сделает, поверьте. Я все время буду рядом.

– Я боюсь.

– Не надо бояться.

– Я боюсь. Когда он выйдет…

– Он не выйдет отсюда. Он арестован.

– Когда он выйдет на тюрьмы…

– И из тюрьмы он не выйдет.

Лена подняла голову и посмотрела непонимающе.

– Он совсем не выйдет, – сказал Большаков. – Никогда. На нем четыре убийства. И если мы его вину докажем, ему обеспечена высшая мера. Расстрел.

Лена посмотрела Большакову в глаза.

– Ну? – спросил он. – Вы согласны помочь?

Девушка кивнула.

Козлов сидел вторым, если считать слева от окна. Всего было пять человек – примерно одного возраста парни. И еще понятые – мужчина с женщиной. Когда дверь открылась, Козлов резко повернул голову, и их взгляды встретились – его и девушки. Девушка тут же опустила глаза и даже готова была отступить назад, в коридор, но Большаков ей этого не позволил, легонько подтолкнул вперед, вошел следом и прикрыл за собой дверь.

Все, что происходило дальше, Козлов почти не осознавал. Большаков что-то говорил, но он не слышал, он смотрел на девушку остановившимся взглядом и видел ее закушенную губу и пульсирующую на виске жилку.

– …есть ли здесь этот человек? – вдруг донесся до Козлова обрывок произнесенной Большаковым фразы.

И тогда девушка быстро подняла руку и показала:

– Этот!

Ее палец указывал на Козлова. Никто из присутствующих не шелохнулся, но Козлову показалось, что он остался в пустоте. Все исчезли, испарились, и он сидел в одиночестве.

– Вот здесь подпишите, – сказал Большаков. – И вы, пожалуйста, тоже.

Это уже понятым. Все вокруг двигались, как при замедленной съемке, у Козлова закружилась голова, и он прикрыл глаза, чтобы не упасть.

Кто-то тряхнул его за плечо. Козлов открыл глаза и обнаружил, что уже никого нет в кабинете, только он и Большаков.

– Вот так, – сказал Большаков. – А ты говорил: не я. У нас свидетель. Она выжила, понимаешь? И узнала тебя. Будешь отпираться?

– Я не убивал.

– Правдоподобно.

– Не убивал!

– Верю.

Большаков деловито складывал в папку какие-то бумаги. Человек сделал свое дело. Сделал на совесть. И теперь вполне доволен собой.

– Послушайте! – закричал Козлов, испугавшись, что все насчет него уже решено и ничего нельзя поправить. – Я вам все расскажу! Только поверьте мне! Поверьте! Я вас прошу!

Большаков завязал тесемки на папке, отложил ее в сторону.

– Ты вообще-то немного запаздываешь с признаниями, – сказал он, будто колеблясь, стоит ли тратить время на этого человека. – Но поскольку ты парень не совсем еще пропащий…

Он изображал великодушие, играл в него. А Козлов этого даже не понял.

– Я все расскажу! – заговорил торопливо. – Я сам не могу понять, что происходит! Я видел все это!

– Что именно?

– Убийства! И все могу обрисовать! Вот с этой девушкой, например…

Козлов прикрыл глаза и замолчал на мгновение, будто вспоминал, как оно там было на самом деле.

– Она не должна была там находиться!

– Где?

– В той квартире, где произошло убийство!

– Почему?

– Не могу объяснить. Но я знал, что там никого не будет, кроме хозяина!

Козлов сказал «я знал», но даже этого не заметил, а Большаков промолчал, хотя и отметил для себя этот факт.

– Она так внезапно вышла! Уже потом, когда с хозяином… это… когда он был мертвый… Она вдруг вышла из смежной комнаты, я обернулся…

– Значит, все-таки ты? – не выдержал на этот раз Большаков.

– А? – посмотрел на него непонимающе Козлов.

– Значит, ты в той квартире был?

– Не я! – ответил Козлов испуганно.

– Но говоришь ведь – «я обернулся».

– Это во сне я обернулся.

– Во сне? – не понял Большаков.

– Я все это видел во сне! Понимаете? В том-то все и дело! Я сплю, и мне снится сон. Будто я вхожу в чужую квартиру…

– И во сне их всех убиваешь, – сказал понимающе Большаков.

– Да!

Большаков раздраженно вздохнул:

– Ты напрасно ваньку валяешь.

– Я не валяю!

– Ты напрасно это делаешь, Козлов. Ты под психа сейчас косишь, но это не поможет, поверь. Тебя расколют в два счета на экспертизе в психушке. И в итоге получишь пулю.

– Нет! – закричал Козлов, испугавшись то ли угрозы близкого расстрела, то ли мысли о том, что ему не верят.

– У тебя единственный шанс остаться в живых – это рассказать обо всем чистосердечно и непременно покаяться. И тогда, может быть, – заметь, я говорю «может быть», хотя гарантии нет никакой, – тебя пощадят.

– Я не виновен ни в чем!

Козлов рванулся, но не смог подняться со стула, потому что Большаков, возвышавшийся над ним, толкнул его в лицо растопыренной пятерней.