Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

Она поспешно кивнула.

– Он молодой?

– Да.

– Сколько лет?

Опять молчание.

– Двадцать?

Она качнула отрицательно головой.

– Тридцать?

Пауза.

– Около тридцати, – высказал предположение Большаков.

– Да.

– Высокий?

Пауза.

– Низкий?

Пауза.

– Среднего роста?

– Да.

Все-таки врач не солгал. Она еще была очень плоха.

– Худой? Полный?

– Худой.

– Во что он был одет?

Она опять замолчала.

– Брюки какие? Светлые? Темные?

– Я не помню.

– Попробуйте.

– Я не помню! – повторила девушка, почему-то повысив голос.

Врач обеспокоенно посмотрел на Большакова.

– Ну хорошо, – отступил Большаков. – Не будем о брюках. Рубашка какая была?

– Не помню!

– Хватит! – сказал врач.

Большаков поднял протестующе руку:

– Еще немного.

Врач насупился.

– У него были темные волосы?

– Да, – сказала девушка.

– Длинные?

– Нет.

– Прямые?

– Да.

– Усы?

– Усов не было.

– Глаза. Какие глаза?

– Серые.

– Точно?

– Да.

Потому она и не запомнила, во что был одет убийца, – смотрела ему в глаза, когда он к ней приближался.

– Шрамы какие-нибудь, родинки – не заметили?

– Нет.

Девушка, кажется, побледнела еще больше.

Врач это заметил, повторил:

– Хватит! Заканчивайте!

– Хорошо, – кивнул Большаков. – Вот только еще фотографии посмотрим – и все.

Извлек из папки пачку фотоснимков и веером распустил их перед девушкой.

– Посмотрите внимательно, – попросил. – Его здесь нет?

Лица людей на фотографиях были угрюмы. Колючие, неприязненные взгляды.

– Нет, – сказала девушка. – Он совсем не такой.

– А какой? – быстро спросил Большаков.

– Не знаю. Не могу объяснить.

– Подумайте!

– Не знаю, – опять сказала девушка и устало прикрыла глаза.

– Все, – сказал врач.

Большаков вздохнул и спрятал фотографии в папку.

– Мы еще с вами встретимся, – сказал он и пошел к выходу.

– У него лицо такое было… – вдруг произнесла за его спиной девушка и замялась, подыскивая определение.

– Какое? – спросил быстро Большаков.

Она наконец нашла нужное слово:

– Умное.

Все дни Козлов вспоминал свое состояние в тот момент, когда он вырвался из города и уехал в Челябинск. Все это как будто не с ним происходило, и уже начало казаться, что не было той необыкновенной легкости, когда душа отдыхала, сбросив невыносимую тяжесть, что все было лишь сном, – и этот сон Козлов хотел увидеть вновь. Уехать и все забыть.

Он ни с кем не прощался и никому не звонил перед отъездом. Все разладилось, оборвалось, и никого не хотелось видеть.

В кассе купил билет, и опять конечной целью его путешествия был Челябинск. Козлов думал, что все надо делать как в прошлый раз, и тогда у него непременно получится. До поезда оставалось больше часа. Козлов вышел из здания вокзала и прилег на траву в скверике. Здесь было пыльно и неприбранно, но он сейчас не замечал этого. Сновали люди. Рядом на травке устроилось семейство: муж с женой и трое детей. Они обедали, достав из сумки расплывшиеся от жары бутерброды. Носильщик пронес огромный чемодан. Никому до Козлова не было дела. И ему никто не был нужен.

Он ни о чем сейчас не думал, просто лежал и смотрел в синее, без единого облака, небо. Думать он боялся, потому что знал: мысли непременно потекут туда, куда он страшился заглянуть. Может быть, ночные призраки покинут его, когда он уедет из города. Ему очень хотелось надеяться. И он уже почти верил, что так и будет.

Солнце пригревало, и разлившееся в воздухе тепло действовало усыпляюще. Козлов, испугавшись, что заснет, поспешно приподнялся на локте и стал рассматривать проходящих мимо людей.

Парень, наверное внук, вел старушку. Старушка одной рукой опиралась на парня, другой на палку. Выглядела она неважно, и ей придется нелегко, если путь неблизкий.

Опять прошел носильщик, тот самый, который только что проносил мимо чемодан, но теперь он был без груза, и лицо, наверно по этой самой причине, у него было печальное. Пробежали три девушки. Одна была полненькая и отставала от подруг. Еще одна девушка прошла, ее лицо даже показалось Козлову знакомым, и он приподнялся; тут она повернула голову, их взгляды встретились, и Козлов ей улыбнулся на всякий случай, но все никак не мог понять, действительно ли ее когда-то видел, а она отвернулась, не ответив на его улыбку, и ушла. Значит, ошибся.

Семейство рядом уже закончило трапезу. Женщина складывала остатки еды в мятую газету. Мужчина курил. Было видно, что делает он это с удовольствием. Даже глаза прикрыл. Легкий ветерок нес прохладу, мужчина повернул голову и подставил этому потоку прохлады лицо. Открыл глаза, и вдруг словно что-то его встревожило – он опустил в траву руку с сигаретой и распрямился и сделал это так резко, что женщина тоже повернула голову в ту сторону, куда смотрел муж. Они разглядывали не Козлова, а что-то такое, что находилось за его спиной. Козлов обернулся, любопытствуя, и увидел милиционера, который шел к нему широким шагом, а когда Козлов обернулся, почти на бег перешел. А за милиционером Козлов увидел девушку, ту самую, лицо которой показалось ему знакомым минуту назад, но теперь выражение лица у нее было не равнодушно-отстраненное, а чрезвычайно испуганное, и вот такое, испуганное лицо это вдруг вспомнилось Козлову. Оно словно вспыхнуло в его памяти, взорвалось осколками страшного сна – он убивал эту девушку ножом и помнил происшедшее во всех подробностях. Ужас пронзил его, но подняться он не успел. Подоспевший милиционер навалился на Козлова, вывернул руку до хруста и спросил напряженно, обернувшись к боявшейся подойти ближе девушке:

– Это он?

– Он! – сказала девушка.

И тогда Козлов забился под милиционером и закричал:

– Нет! Нет!!

Прежде у него еще оставалась надежда, что его кошмар только наваждение, жуткие совпадения, не более того. Плод больного ума. Думал, что сны, в которых он всегда кого-то убивает, исчезнут, стоит только решиться на лечение. А все оказалось явью. И одна из его жертв стояла перед ним. Сны материализовались.

– Ты напрасно отпираешься, – с нажимом произнес Большаков.

Он лично вел допрос. Пока ничего не получалось, но он не расстраивался, даже был немного возбужден. Ловили, ловили – и наконец такая удача. Чего же еще желать?

– Ну хочешь – поторгуемся? – предложил Большаков.

Козлов посмотрел на него затравленно.

– Выгодная сделка. Не каждому так везет. Ты рассказываешь, как все было, а за это… – Большаков перегнулся через стол и заглянул в глаза собеседнику заговорщицки: – Ты получаешь шанс – один из тысячи, правда, но все-таки шанс – не получить на суде вышку. А? Жить хочется? Пить, есть, на солнышке загорать, женщин любить?