Андрей Воронин - Ночной дозор

С другой стороны, получалась не совсем приглядная картина. Ему так и не удалось опередить убийц, до самого взрыва белого «Опеля» он шел за ними по следам, но ни на секунду не вырвался на шаг вперед. Если выстраивать логическую цепочку, то получалось складно. Азербайджанцы, пообещавшие отомстить Малютину, привели угрозу в исполнение.

Трое убийц сделали черное дело, а затем сами же подорвались на собственной бомбе. То ли таймер не правильно выставили, то ли коротнула проводка. Чего еще можно ожидать от парней, проучившихся в школе самое большее четыре класса, а затем постигавших премудрости жизни на поле боя в Карабахе?

Найти заказчика убийства от Барышева никто практически и не требовал, знали, дело это бесполезное, никогда не соберешь достаточно доказательств. Вот если бы исполнители остались живы, тогда их можно было бы прижать.

Полковник Барышев дураком не был и нутром чувствовал, что ему подсунули версию, которая устроит всех: и администрацию президента, и настоящих заказчиков убийства, и общественное мнение. Ну скажите, кто поверит в то, что русские убивают русских? Азербайджанцы же и чеченцы подходили на эту роль идеально.

Куда комфортнее жить с мыслью, что кавказцы убивают славян. Люди готовы к такому восприятию событий — кавказцы плохие, славяне хорошие. Как в кино: фашисты и наши.

У Барышева не было сил спорить с представителями генпрокуратуры. Он даже не заикнулся о своих подозрениях на пресс-конференции, хотя в душе надеялся, что какой-нибудь дотошный журналист задаст каверзный вопрос. Но каверзного вопроса так и не прозвучало, спрашивали лишь о том, как скоро силы правопорядка смогут справиться с кавказскими, в частности с азербайджанской, преступными группировками в городе. Поэтому после пресс-конференции полковник Барышев чувствовал себя совсем уж отвратно, представив, как будут ехидно усмехаться настоящие заказчики убийства, когда посмотрят в «Новостях» фрагменты пресс-конференции.

К кристально честным людям Барышев себя не относил. Бывало в его жизни всякое: приходилось поступаться совестью, осаживать чрезмерно честных сотрудников. Но совершал он это не из корыстных интересов, а в интересах дела, руководствуясь одной из своих любимых присказок:

«Если уж Бог создал мир несовершенным, то нельзя требовать совершенства и от отдельной его части».

К своему несчастью, полковник Барышев был все-таки профессионалом, ему не давала покоя одна подробность, присутствовавшая в показаниях практически всех свидетелей. Все, кто находился слева от здания в момент убийства, припоминали женщину с фотоаппаратом, делавшую снимки. Причем двое из свидетелей — бармен и лысый толстяк, пришедший за ней в кафе, утверждали, что женщина разговаривала исключительно по-английски.

Как понимал полковник Барышев, нормальный человек, лишь только начнется стрельба, не станет хвататься за фотоаппарат, а постарается забиться в ближайшую щель, чтобы уберечь голову от пуль, тем более женщина. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека, так и профессионал Барышев почувствовал в этой полумифической англоязычной женщине профессионалку.

Ему припомнился один момент из западного документального фильма с броским названием «Смерть». Идея фильма была проста и в то же время гениальна. Режиссер собрал по всему миру любительские и профессиональные киноленты, запечатлевшие смерть людей. Иногда это происходило случайно, иногда гибели ожидали. Его поразил сюжет о большом крокодиле, случайно оказавшемся в городском водохранилище. Выловить крокодила и увезти на специальной машине было поручено двум полицейским.

А поскольку событие даже для Америки было из ряда вон выходящее, с ними поехал и оператор местного телевидения.

Полицейские в лодке выплыли на середину водоема и принялись бросать в воду куски мяса. Оператор снимал их с берега. Появился вполне миролюбивый крокодил, проглотил, не разжевывая, несколько кусков и подобрался поближе к лодке, ожидая следующей порции угощения.

Шприц, выпущенный из помпового ружья неумелой рукой, срикошетил о толстую кожу рептилии. Затем в воздухе мелькнул упругий рифленый хвост крокодила, лодка перевернулась, и двое полицейских скрылись под водой. Выплыли они почти одновременно и, поднимая снопы брызг, отчаянно погребли к берегу. Одному из них повезло, он успел выбраться в прибрежные камыши, а второй же не доплыл всего метров десять — огромные челюсти крокодила впились ему в плечо.

Барышева, когда он смотрел эти кадры, поразила не сама смерть полицейского. В художественном кино и кровь всегда выглядит более натурально, и ракурс выбран удачно, и агония длится ровно столько, чтобы зритель успел похолодеть. В жизни же все случается куда глупее и менее картинно. Поразило полковника другое — то, как оператор, не выключая камеры, бежал по берегу. Мелькали деревья, камыши, картинка в кадре прыгала. Оператор успел вовремя, он снимал, стоя на твердой земле, то, как человек гибнет в пасти крокодила. Снимал достаточно хладнокровно, заботясь о том, чтобы будущий зритель смог все рассмотреть в подробностях.

И тогда Барышев попытался представить себя на месте американского телеоператора. Любой человек, как казалось полковнику, бросился бы спасать полицейского. Он бы, во всяком случае, не стоял на берегу. Камнем или тяжелой камерой он молотил бы по голове крокодила, пока бы тот не разжал зубы. "Да, любой человек, — подумал Барышев, — но только не телевизионщик-профессионал.

Окажись на его месте профессиональный фотограф, он бы тоже щелкал затвором фотоаппарата вместо того, чтобы спасать чужую жизнь. Поведение человека во многом определяет его профессия. Многие из моих поступков кажутся другим циничными и лишенными смысла. Меня понимают лишь коллеги. Так и у фотографов: своя каста, свои представления о жизни".

Барышев понимал, что без показаний этой женщины с фотоаппаратом, без снимков, сделанных ею, материалы дела об убийстве Малютина окажутся неполными. Каждый, кто в будущем обратится к ним, заметит прокол в следствии. И полковник дал поручение своему помощнику попытаться отыскать англоязычную журналистку. Вскоре во всех питерских редакциях, в информационных агентствах сработали факсы.

Журналисты стараются не ссориться с представителями силовых ведомств, и поэтому ответы не заставили себя долго ждать.

Через два часа полковник Барышев имел у себя на столе полный список находящихся в данное время в Петербурге иностранных женщин-журналисток. Ни одна из них не подходила под описания, сделанные свидетелями.

Запрос от Барышева получили и в редакции журнала «Женщина и жизнь». Но поскольку речь шла об иностранной журналистке, то оттуда пришел короткий ответ, что в своей работе редакция услугами иностранных журналистов не пользуется. Барышеву оставалось лишь передать список журналисток следователю. А на душе у него остался неприятный осадок, ведь вместо того, чтобы ликвидировать пробел в расследовании, он, сам того не желая, поставил еще один жирный вопросительный знак.