Андрей Воронин - Ночной дозор

«Черт, — подумал Барышев, — наверняка имеет в виду пресс-конференцию, когда мне приходилось, как попугаю, повторять слова заместителя генерального прокурора».

— Я представляю, кто мог заказать Малютина, — сказал Мухамедов, и тотчас же улыбку словно стерло с его лица.

— Я тоже.

— Петров и Короедов. — Когда хозяин дома произносил эти фамилии, голос впервые изменил ему, стал хриплым и надтреснутым, глаза вспыхнули ненавистью.

— Это только слова, — ответил Барышев.

— Что ж, иногда и слива убивают. — Мухамедов одним глотком допил пиво и тут же отставил стакан, словно тот жег ему руки. — Мои друзья, — проговорил он, — тоже заинтересованы в том, чтобы найти настоящих убийц, они тоже ищут.

— Мне помощники не нужны, — покачал головой Барышев. — — Погодите отказываться. — Мухамедов поднялся и, знаком показав Барышеву, чтобы тот продолжал сидеть. вышел в боковую дверь. Вскоре он вернулся, неся в руках журнал с яркой обложкой. — Мне сказали, что вы сегодня интересовались журналисткой, оказавшейся на месте преступления, но так и не узнали, кто она такая?

Барышев с досады поморщился. Было похоже на то, что все этапы следствия известны бандитам.

— Мои друзья тоже пытались найти ее, и поскольку они могут позволить себе немного больше, чем вы, им кое-что удалось раскопать. — Мухамедов, чувствуя свое превосходство над Барышевым, полистал журнал, раскрыв его на развороте с фотографией Кати Ершовой. Подвинул полковнику — Вот, полюбуйтесь. Подходит эта женщина под описание?

— Может быть, — ответил Барышев, разглядывал фотографию. Он сразу же отметил для себя, что Катя Ершова русская и живет в Москве, и хотел уже было возразить Мухамедову, но промолчал, понимая, что тот припрятал для него еще какой-то сюрприз.

— Ваши люди, полковник, допрашивали бармена, но тот то ли забыл, то ли не захотел сказать вашим людям об этом журнале.

— Откуда он появился у вас?

— Журналистка забыла его на барной стойке.

Барышев пожал плечами:

— Это еще ни о чем не говорит. Женщина на фотографии, возможно, только похожа на нее.

— Нет, — рассмеялся Мухамедов, — бармен признал в ней журналистку.

— А почему же она тогда говорила по-английски, если русская?

На этот раз уже Мухамедов развел руками:

— Ее нужно найти и спросить.

— Почему вы хотите, чтобы я ее отыскал?

— Не я, — Мухамедов положил ладонь на стекло столика, — мои друзья просили. Я же человек посторонний, ни политикой, ни бизнесом не интересуюсь. Мой удел — искусство, картины. Но один друг очень просил ее найти. Если она сделала хорошие фотографии, то вы поймете, азербайджанцы здесь ни при чем.

— Я это уже понял, — глухо ответил Барышев.

— Вы мне начинаете нравиться, — искренне признался Мухамедов.

— Если бы ваши друзья имели отношение к убийству Малютина, они бы не передали мне этот журнал.

— Его должны были найти ваши люди, а случилось так, что он попал в чужие руки, я всего лишь исправляю ошибку. Берите, берите с собой, — предложил Мухамедов, подвигая журнал к Барышеву еще ближе.

Полковник нехотя взял журнал, запомнил номер страницы нужного разворота и свернул в трубку.

— Очень рад был видеть вас в своем доме и очень рад, что вы правильно понимаете ситуацию, но, как человек подневольный, иногда вынуждены говорить не то, что думаете.

— Не судите о том, чего не знаете, — буркнул Барышев.

Находясь в этом доме, он чувствовал, что здесь чуть ли не каждый день творятся темные дела, здесь идут переговоры о разделе сфер влияния, здесь делятся грязные деньги, а интеллигентный с виду хозяин — на самом деле обыкновенный бандит, с которым он, полковник милиции, вынужден разговаривать, как с равным.

— Я вам не нравлюсь? — усмехнулся Мухамедов. — Вы зря держите на меня зло. Мы все рождены одной системой.

Барышев вздрогнул, услышав от хозяина дома почти слово в слово собственную мысль.

— Во всем виновата система, — глядя в глаза полковнику, проговорил Мухамедов, — она породила и вас, и нас.

И невозможно разобраться, кто ей нужнее. Вот и случаются такие казусы, когда мы действуем заодно, и я искренне желаю вам удачи.

Мухамедов почувствовал неприязнь во взгляде полковника и поэтому даже не предложил пожать руку на прощание, лишь взмахнул ею.

— Еще раз извините, что побеспокоил.

Барышев вновь оказался в холле и даже растерялся, не сразу поняв, где дверь, ведущая на улицу. Заливисто хохотали попугаи, журчала вода.

Охранник жестом указал нужную дверь. И вновь шофер не позволил самому Барышеву открыть дверцу, вновь за окном «Кадиллака» проносились сосны, неподвижный залив. Барышев сидел, разглядывая маленькую фотографию в журнале, с которой на него смотрела женщина — ее-то ему и предстояло найти. Что-то не понравилось полковнику милиции в ее взгляде: то ли слишком независимая она, то ли слишком надменная.

— И ее мне предстоит найти, — проговорил полковник Барышев, продолжая разглядывать фотографию Кати Ершовой.

Что-то подсказывало ему, что сделать это будет нелегко, хотя на свою интуицию в последние дни он не мог положиться.

«Искать, искать… — подумал Барышев. — Кому нужны эти поиски? Ну, найду я женщину-фотографа, добуду фотографии, докажу, что убийцы не были азербайджанцами, и что из этого? Лишняя головная боль. Еще врагов себе наживу среди сослуживцев».

И полковнику сделалось тоскливо.

Убедившись за пару дней, что никто ее так и не нашел и тем более не собирается убивать. Катя Ершова немного осмелела. Дикторы не призывали в телевизионных программах отыскать женщину с фотоаппаратом, а из комментариев официальных лиц следовало, что убийство совершили три азербайджанца. То, что это не так, твердо знала лишь Катя, потому как располагала доказательствами — фотографиями.

Наконец, она созрела до того, чтобы посоветоваться с подругой, куда бы лучше продать фотографии, в какое издание. Снимки и негативы Катя держала в сумочке завернутыми в черную бумагу и перетянутыми прозрачным скотчем — так обычно запаковывают непроявленную фотографическую бумагу.

Прошло уже два часа с того момента, как Лиля позвонила с работы и сказала, что едет домой. Дорога обычно занимала, максимум, полчаса, минимум — десять минут, в зависимости от того, чем и в какое время едешь — на машине или на метро.

В последние дни Ершова, как выжившая из ума политизированная пенсионерка, смотрела по телевизору все выпуски новостей. Пока убийство Малютина оставалось в числе первых сообщений не только питерского, но и общероссийского телевидения.

В каждом выпуске непременно появлялся какой-нибудь депутат, который предлагал безотлагательно разобраться со всеми кавказцами. Журналисты словно издевались над зрителями. Тут же после выступления русофила-кавказцефоба пускали в эфир сюжет еще с одним депутатом, носящим мусульманскую фамилию, но пропагандирующим великорусские шовинистические взгляды.