Андрей Воронин - Ночной дозор

— Хорошо, хоть честь не отдали, — вздохнул Барышев.

Шофер никак не отреагировал на это замечание, и вскоре за окном замелькали сосны, за которыми плескалось море. Пейзаж умиротворял душу, и, глядя на него, казалось, ничего плохого в этом мире случиться не может. Усталость давала себя знать, и Барышев полуприкрыл глаза.

"Странно, все-таки, устроена наша жизнь, — думал полковник, — она словно течет в двух параллельных, непересекающихся плоскостях. В одной я, представитель власти, борюсь с преступностью, а во второй — могу преспокойно встретиться с криминальным авторитетом, могу ехать в его машине. Мы так привыкли к этому, что перестаем удивляться, хотя, если вдуматься, это полная дикость.

Тем не менее, в этом есть особый смысл. Так можно избежать лишней крови, лишних жертв. В конце концов, и мы, милиция, и они, бандиты, — порождение одной и той же системы, такой же далекой от совершенства, как далек от нее мир, в который люди превратили божье творение".

Он ощутил, как его чуть заметно качнуло вперед — машина сбросила скорость. Он открыл глаза. «Кадиллак» плавно сворачивал на съезд, узкий, выполненный из узорчатой, разноцветной брусчатки. На повороте стоял знак «Въезд запрещен», такой без согласования с ГАИ поставить невозможно. Ворота были гостеприимно распахнуты, Мухамедов сам вышел встречать гостя, высокий, подтянутый, в черном костюме и белоснежной рубашке.

— Добро пожаловать, — азербайджанец широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. — Я рад, что вы не отказались приехать.

Барышев не сумел себя пересилить, пожал-таки предложенную ему руку. Ладонь Мухамедова, как показалось ему, была по-женски мягкая и теплая. Широким жестом хозяин дома пригласил гостя войти.

Дом и снаружи казался огромным, но когда Барышев очутился внутри, то холл, облицованный мрамором, просто поразил его своими размерами. У стены журчал небольшой каменный фонтанчик, в затянутом сеткой вольере порхали разноцветные попугаи. С расписанного восточным орнаментом сводчатого плафона лился матовый свет умело замаскированных светильников. Все здесь говорило о хорошем вкусе хозяина. Интерьер хоть и поражал воображение восточной пышностью, но оставался при этом достаточно изысканным.

И Барышев вскоре сообразил, почему в холле оставалось много свободного места. Он глянул под ноги и увидел собственное отражение в полированном мраморе.

— Проходите, — негромко сказал Мухамедов, и его голос вернулся приглушенным эхом. — Где предпочитаете беседовать? — осведомился хозяин. — В гостиной, в библиотеке или в кабинете?

Только сейчас Барышев заприметил охрану. Двое молодых азербайджанцев с бесстрастными лицами в черных очках стояли в нишах.

— Мне все равно.

— Кажется, у вас проблемы? — покачал головой Мухамедов. — Что ж, тогда лучше пройдем в гостиную. А то кабинет у меня, знаете ли, мрачноват и тесен. Яркие краски только в холле. Приходится разыгрывать перед гостями веселого человека, а я люблю жить скромно, — Мухамедов усмехнулся. — С детства привык. Но положение обязывает.

Один из охранников молча покинул нишу и распахнул дверь в гостиную, тяжелую, похожую на ворота храма, сплошь украшенную азербайджанской чеканкой. В гостиной уже ничто не говорило о национальности хозяина, интерьер был выдержан в интернациональном техногенном духе. Такой можно встретить где угодно: и в Нью-Йорке, и в Токио, и в Кейптауне — сверкающий никель, матовый блеск натуральной кожи, теплое сияние дерева.

— Присаживайтесь. И еще раз извините, что мне пришлось вас потревожить, — Мухамедов был сама любезность.

— Спасибо, — Барышев присел в мягкое кресло перед стеклянным журнальным столиком.

— Желаете чего-нибудь выпить?

— Разве что, воды, — ответил Барышев, почувствовав, что на самом деле ему нестерпимо хочется напиться. И неважно чем, будь это водка или дорогой коньяк, шампанское или теплое пиво.

— Вы не скромничаете? — с улыбкой переспросил Мухамедов.

— Нет.

Хозяин дома чуть повернул голову и негромко произнес в пространство:

— Минералку и пиво.

Не успел Барышев даже глазом моргнуть, как охранник уже принес поднос, на котором стояли стеклянная бутылка итальянской минералки и четыре запотевшие бутылки датского пива. Мухамедов выразительно посмотрел на охранника, давая тому понять, чтобы тот оставил хозяина и гостя наедине.

Когда парень вышел и закрыл за собой массивную дверь, в у шах Барышева даже зазвенело от тишины. Дом не отзывался ни единым звуком, словно из него выкачали весь воздух.

— Наверное, все-таки пиво? — масляно сверкнули глаза хозяина, и он собственноручно налил пиво в два высоких стакана.

Барышев пытался смотреть на Мухамедова строго, но чувствовал, что у него это плохо получается. Мухамедов был из той породы людей, которые умеют дать почувствовать собеседнику — я богаче тебя, я умнее тебя, у меня больше власти. Взгляд Мухамедова словно говорил: «Не надо хорохориться, полковник, мы можем беседовать только на равных».

— Мне очень жаль, — проговорил Мухамедов, — что Малютин погиб.

— В самом деле?

— Я говорю это абсолютно серьезно, потому что он был честным человеком, — Мухамедов сделал ударение на слове «честным» и тут же приложился к стакану с пивом.

Затем запустил пальцы в вазочку с солеными орехами и бросил один себе в рот. Он пил и ел умело — так, что это не бросалось в глаза.

«Вышколен, — подумал Барышев, — и умеет себя вести за столом».

— Ваши люди, полковник, потревожили сегодня многих моих знакомых.

— Они жаловались вам?

— Нет, что вы! Я понимаю ваше положение, все в городе только и говорят, что азербайджанцы расправились с представителем президента. Но вы-то, полковник, умный человек и понимаете, что к чему. — Мухамедов замолчал, пытливо глядя на Барышева.

— Да, сейчас мы проверяем связи подозреваемых.

— Конечно же, я понимаю, — Мухамедов вновь приложился к стакану с пивом, — в белом «Опеле» нашли трех азербайджанцев, при них оружие, из которого убили Малютина.

— Вы достаточно осведомлены.

— Сам я ничем не интересуюсь, кроме искусства, — усмехнулся Мухамедов. Но, знаете ли, азербайджанцы — несколько другой народ, чем русские. Мы стараемся держаться вместе, и если друзья и родственники просят меня помочь, я с удовольствием помогаю.

— Вас просили что-нибудь передать?

— Сперва на словах, — улыбка не сходила с губ Мухамедова. — Я могу вам сказать абсолютно точно: наши люди Малютина не убивали. Моих земляков подставили.

— Я еще не принял окончательного решения, — напомнил Барышев.

— Окончательного? Официального… — Мухамедов покачал головой, и его улыбка сделалась еще шире. — Я понимаю, вы человек не совсем свободный в своих решениях, вам приходится иногда говорить не совсем то, что вы думаете.