Микки Спиллейн - Крутой детектив США. Выпуск 3

Это испортило всю картину, которая должна была быть прекрасной; она была разломана прошлым, возвращавшимся снова и снова.

Она сказала:

— Вы опять так ужасно посмотрели на меня, Майк…

Я взял ее за руку и пробежал пальцами по ее волосам, ощущая их нежную шелковистость.

— Когда-нибудь я расскажу, Юнона. Я не могу от этого отделаться, но к вам это не имеет никакого отношения.

— Расскажите сейчас.

Я слегка потянул ее за ухо.

— Нет.

— Почему?

— Потому что.

Она надула губы, ее глаза пытались уговорить меня.

Я не мог ей сказать, что всему свое время и место, — время и место располагали, но она не была главным действующим лицом. Я всего лишь обычный смертный. Смертный не касается богини.

А может быть, причина вовсе не в этом. Может быть, она напомнила мне о том, чего у меня никогда не было.

Никогда.

Она медленно проговорила:

— Кто она была, Майк? Она была красива?

Я пытался сдержаться, но слова вырвались сами:

— Она была прекрасна. Она была самая прекрасная из всех живущих на земле, и я полюбил ее. Но она кое-что сделала, и я вообразил, что я Бог, и был ей судьей и судом присяжных, и приговор был — смерть. Я выстрелил ей в живот и, когда она умерла, умер вместе с ней.

Юнона ничего не ответила. Жили только ее глаза. Они пытались убедить меня, что я не мертв… для нее.

Я закурил и стал собираться, пока ее взгляд не убедил меня. Я ушел, чувствуя, что ее взгляд жжет мне спину; мы оба знали, что я вернусь.

Юнона. Богиня брака и материнства, королева богов. Юнона была красива, но она хотела быть обыкновенной женщиной.

Стемнело довольно рано, но отраженный снегом свет уличных фонарей хорошо освещал город. Отработавшие трудовой день люди спешили домой, придерживая поднятые воротники. Я влился в общий поток, пытаясь укрыться от порывов ветра.

Поймав такси, я доехал до Таймс-сквер и там нырнул в бар выпить пива. Когда я вышел оттуда, свободных такси уже не было, и я пошел по Бродвею в сторону Тридцать третьей улицы. Каждый шаг был борьбой со снегом и толпой. Мои ботинки промокли, складки на брюках разошлись. На переходе внезапно переключился светофор, и выехавшие из-за поворота машины вынудили пешеходов отступить на тротуар.

Кто-то поскользнулся, и послышался звон разбиваемого витринного стекла, а потом его треск под ногами. Собралась толпа — посмотреть, что случилось. В толпу ввинтился полицейский и встал напротив витрины, а я выбрался из толпы по проложенному им пути.

Добравшись до Тридцать третьей улицы, я повернул на восток, надеясь поймать такси, но отказался от этой затеи и побрел дальше.

Внезапно стекло в витрине за моей спиной треснуло и разлетелось на куски. На этот раз его никто не касался. Рядом взревел мотор, и я увидел верхнюю часть лица, смотрящего прямо на меня из заднего окна синего седана: он смотрел на меня, пока машина не скрылась из вида.

У меня заболели глаза и сжались зубы. Я услышал свой голос, и прохожие обернулись на меня.

— Дважды за один и тот же день, — сказал я. — Ненормальный, ненормальный сукин сын!

Не помню, как я залез в свою машину и как ехал. Я, наверное, ругался в голос, потому что водители машин, останавливавшихся у светофора рядом со мной, посматривали на меня и неодобрительно качали головами. Я был не в себе. Страшно стать мишенью на самой оживленной улице мира.

Первая разбившаяся витрина… Я думал, это случайность. Но вторую витрину пробила пуля, прежде чем она разлетелась вдребезги по тротуару.

В цокольном этаже здания, в котором я держал контору, был гараж. Он был пуст. Я поставил машину в угол и закрыл гараж. Ночной сторож взял у меня ключи от машины и велел расписаться в регистрационном журнале.

Выйдя из лифта, я пошел по коридору, посматривая в темные стекла дверей опустевших контор. Единственной дверью, через которую проникал свет, была дверь моей конторы. Я подергал ручку, щелкнул замок, и дверь открылась.

Велда сказала:

— Майк! Что ты здесь делаешь?

Я прошел мимо нее и, присев, стал копаться в нижнем ящике шкафа с документами. Пришлось перерыть весь ящик с аккуратно сложенными конвертами, чтобы раздобыть то, что я искал.

— Что случилось, Майк? — Она стояла за моей спиной и смотрела на маленький пистолет двадцать пятого калибра, который я запихивал в карман.

— Никакому бандюге не удастся меня пристрелить, — сказал я ей. В горле у меня пересохло, и голос охрип.

— Когда?

— Только что. Не больше десяти минут назад. И мерзавец стрелял в открытую. Понимаешь, что это значит?

— Да. Ты стал очень важным свидетелем.

— Вот именно, настолько важным, что меня хотят убить.

Велда медленно произнесла:

— А ты видел, кто это был?

— Я видел только часть лица. Недостаточно, чтобы узнать. Могу сказать лишь, что это был мужчина. В следующий раз я разнесу ему башку.

— Будь осторожен, Майк, у тебя ведь больше нет лицензии. Тебя упекут в тюрьму.

Я коротко засмеялся:

— Предполагается, что закон защищает людей. Если прокурор захочет упечь меня в тюрьму, я устрою из этого представление. Я брошу ему в лицо конституцию. Там написано, что человек может носить оружие. Может, он вспомнит и закон Салливана, и уж тогда мы посмотрим.

— Это будет совершенно замечательно…

Только сейчас я внимательно посмотрел на нее. На Велде было облегающее вечернее платье, оставлявшее все сверху неприкрытым, как смертный грех. Волосы агатовой волной падали ей на плечи, и я уловил тонкий, чувственный аромат духов.

Платье обтягивало тело, как вторая кожа.

— На улице холодно, детка. — Я нахмурился. — Куда это ты собралась?

— Повидать нашего друга Клайда. Он пригласил меня на ужин.

Моя рука непроизвольно сжалась в кулак. Клайд! Этот бандит! Я вымученно улыбнулся:

— Если бы я знал, что ты так снарядишься, пригласил бы тебя сам.

В другое время она отменила бы все свидания, чтобы удовольствоваться гамбургером в моем обществе. Те времена миновали.

Она натянула длинные, до локтя, перчатки и позволила мне наблюдать за ней, роняя слюни.

— Дело превыше удовольствия, Майк. — Ее лицо ничего не выражало.

— А чем ты здесь занималась до того, как я вошел? — резко спросил я.

— На твоем столе лежит отчет. Я побывала в «Кэлвей Мершандайзинг» и взяла у них фотографии девушек, которых они снимали тем вечером. Они могут тебе понадобиться. Тебе ведь нравятся хорошенькие девушки?

— Замолчи.

Она быстро взглянула на меня, чтобы я не увидел, что ее глаза заблестели от слез. Я про себя проклинал Клайда — этому бандиту перепадало все самое лучшее.

Я снова сказал:

— Жаль, что я не видел тебя такой раньше.

Она долго возилась со своим пальто; в комнате было так тихо, что слышно было ее дыхание. Потом она повернулась ко мне. Слезы еще стояли у нее в глазах.