Роберт ван Гулик - Судья Ди за работой

Он выжидательно посмотрел на приятеля, но Цзяо Тай никак не отозвался. Он бездумно провожал глазами слугу, который принес наверх большую масляную лампу. Когда слуга удалился, Цзяо Тай резко поставил на стол чашу и с горечью произнес:

— Какая бесчеловечность! Заставить отца убить своего собственного сына на глазах у матери! Ты представляешь себе? Мы разыщем подлого ублюдка, который совершил это! Немедленно!

— Хорошо, давай попробуем, — отозвался Ма Жун, — но убийство — это не шутка. Я совсем не уверен, что судье понравится наше вмешательство в расследование. Одно неверное движение может все испортить, ты ж понимаешь!

— Мы всяко не причиним большого вреда, если будем делать то, что и так приказал бы судья.

Ма Жун кивнул.

— Отлично, я с тобой! За удачу! — Осушив свою чашу, он добавил с кривой усмешкой: — Вот случай проявить себя! Эти почтенные горожане разговаривают с нами, будто овечки, но за нашими спинами называют нас просто парой безмозглых громил!

— По сути дела, они правы, — рассудительно признал Цзяо Тай. — В конце концов, мы не книжные черви. Вот почему я и не люблю заниматься, к примеру, делами господ. Но это убийство как раз для нас, потому что имеет отношение к таким людям, каких мы знаем прекрасно.

— Тогда нам нужно составить план расследования! — воскликнул Ма Жун и наполнил чаши.

— Наш судья всегда начинает с мотива и возможности, — подумав, сказал Цзяо Тай. — В этом случае мотив ясен как день. Раз никто не мог иметь что-нибудь против несчастного паренька, убийца должен был ненавидеть Бао. Смертельно ненавидеть.

— Точно. И поскольку Бао впервые здесь, в Пуяне, значит, нужно сосредоточиться на тех людях, которые общались с ним и его труппой в последние несколько дней.

— Но Бао мог встретить здесь и своего старого врага, — заметил Цзяо Тай.

— В таком случае он бы сразу сказал нам об этом, — возразил Ма Жун.

Какое-то время он сосредоточенно размышлял.

— Знаешь, я не так уж уверен, что никто не мог иметь что-то против мальчугана. Такие пареньки обладают способностью залезать в самые неожиданные места; он вполне мог увидеть или услышать что-нибудь совсем не предназначенное для его глаз и ушей. Кто-то захотел заткнуть ему рот, и фокус с мечом оказался неожиданной удачей.

— Да, — согласился Цзяо Тай. — Тут может быть множество вариантов. — Он сделал глоток, нахмурился и поставил чашу на стол. — Какой-то странный вкус у этого пойла! — удивленно заметил он.

— Тот же самый, что и раньше, но я согласен, все равно какое-то оно не такое! Сказать почему, братец? Вино только тогда хорошо, когда ты беззаботен и счастлив. Трудно спокойно выпивать, когда в голове одни заботы.

— Вот поэтому наш судья вечно пьет чай, бедняга!

Цзяо Тай с неудовольствием посмотрел на кувшин с вином, потом схватил его и поставил под стол. Скрестив на груди свои мощные руки, он продолжил:

— Что до возможности, то и До, и Ху стояли рядом со стеллажом, так что любой из них мог поменять клинки местами. Как насчет их мотивов?

Ма Жун потер подбородок.

— Что касается Ху, мне только один мотив приходит в голову. Или, вернее, два. То есть госпожа Бао и ее дочь. Небеса, да я сам был не прочь подкатить к этим бабенкам! Подумать только, какие акробатические номера они способны вытворять! Предположим, что Ху возжелал одну из них или обеих, а Бао велел ему держаться подальше, и Ху это не понравилось.

— Допустим. Если Ху такой выродок и отъявленный негодяй, то он вполне мог отомстить Бао столь ужасным образом. А как насчет Ло?

— Исключено! Ло не стал бы этого делать, он ведет себя благонравно. Если и гуляет на стороне, то посещает тайком какой-нибудь приличный бордель. Он бы никогда не посмел заигрывать с актерками.

— Я согласен, что Ху для нас — наилучшая кандидатура, — сказал Цзяо Тай. — Сейчас я пойду и поговорю с ним. Потом навещу и Ло, просто для полноты картины, так сказать.

А тебе бы лучше отправиться в храм, братишка, и постараться разнюхать побольше деталей. Думаю, наш судья захочет знать все о семействе Бао.

— Отлично, я порасспрошу обеих женщин; это, скажу я тебе, самая гладкая работенка! — И он вскочил с места.

— Быть может, не такая гладкая, как тебе кажется, — хмыкнул Цзяо Тай, тоже вставая. — Не забывай, эти женщины — акробатки! Они знают, как использовать руки, если им слишком докучают. Ладно, встретимся в управе.

Цзяо Тай направился прямо к маленькой питейной в восточной части города, откуда правил своими подданными Шень Па, глава гильдии нищих.

В грязном зале не было никого, кроме развалившегося в кресле человека исполинских размеров. Этот человек оглушительно храпел. Его чудовищные лапы покоились на внушительном голом пузе, что торчало из-под изношенной черной куртки.

Цзяо Тай бесцеремонно потряс его за плечо. Человек встрепенулся и открыл глаза. Смерив суровым взглядом Цзяо Тая, он сказал сердито:

— Ты напугал безобидного старого человека! Ну, ладно, садись. Хоть будет с кем поболтать.

— Я тороплюсь. Ты знаешь мерзавца по имени Ху Тама?

Шень Па медленно покачал своей большущей головой.

— Нет, — твердо произнес он, — я не знаю его.

Цзяо Тай уловил лукавую искру, блеснувшую в глазах собеседника. Он нетерпеливо продолжил:

— Может, ты с ним и не встречался, но ты должен был слышать о нем, жирный проходимец! Его видели во дворе старого даосского храма.

— Только не надо обзываться! — со страдальческим видом проговорил Шень Па и добавил мечтательно: — А-а, тот двор храма Высшей мудрости! Мое старое логово! Вот это, братец, были дни! Веселые и беззаботные! А теперь взгляни, кем я стал — главой гильдии, обремененным административными заботами! Я…

— Единственное, что обременяет тебя, — это твое пузо, — перебил Цзяо Тай. — Говори быстро! Где мне найти Ху?

— Ладно, — покорно отозвался Шень Па, — раз уж тебе так загорелось… по правде говоря, я слышал, что человека, который называет себя этим именем, обычно можно найти под восточной городской стеной, в винной лавке, пятой к северу от Восточных ворот. Но учти, это только по слухам, сам я…

— Премного тебе благодарен! — бросил Цзяо Тай и ринулся прочь.

На улице он засунул шапку в рукав и взъерошил волосы. Ему не потребовалось много времени, чтобы дойти до построенного из старых досок сарая, прилепившегося к основанию городской стены. Он оглядел пустынные окрестности, погруженные в темноту, и, отдернув занавесь на двери, ступил внутрь.

Помещение тускло освещали дымящие масляные лампы. В воздухе висел тошнотворный смрад прогорклого масла и дешевого пойла. Старик с затуманенным взором разливал подозрительного вида мутное вино за шаткой бамбуковой стойкой. Перед ней стояли трое мужчин в лохмотьях; Ху Тама возвышался над остальными.