Константин Туманов - Трущобы Петербурга

— Но все-таки, вы не знаете, носил он с собою деньги?

— И довольно крупные, я в этом уверен, потому что он давал взаймы многим лицам, хотя при мне на квартиру к себе никого не приглашал.

— Где же он совершал свои денежные операции?

— Преимущественно в ближайших трактирах.

— Ваше благородие, — сказал Иван, поднимая с полу блестящий предмет. — Вот, извольте поглядеть, этот портсигар мне известен…

— Ага! Вы разве здешний?

— Никак нет, я со стороны. Извольте взглянуть на надпись на крышке.

Следователь внимательно взглянул. Действительно, на крышке красовался вензель: Ир. Т.

— Иринарх Телегин, — сообщил Иван. — Это я знаю потому, что он был жильцом в том доме, где я служил дворником. Большая Морская, двадцать, дом Бухтояровых.

— Так этот портсигар был у Телегина?

— Так точно. Он из него меня папиросками угощал и говорил, что его поднесли ему какие-то господа в подарок и имя его выгравировали.

— А кто был этот Телегин?

— Личность крайне подозрительная.

И Иван рассказал все подробности об Ковалевых и Телегине, которых он по приказанию своего барина выселил из дома.

— А вас как зовут?

— Иван Дементьев.

— По-видимому, этот портсигар был заложен покойному, — сообразил следователь.

Владимир вспомнил прилично одетого человека, с которым он познакомился в трактире «Свидание друзей» и который тоже потчевал его из этого же портсигара. Он тоже называл себя Иринархом Телегиным.

Но Владимир молчал. Ему не хотелось сознаться перед всеми, в особенности перед теткой, в том, что он скитался по разным трущобам среди воров и бродяг, и особенно про Лукаша, который советовал ему расправиться с отцом как следует и завладеть наследством, от чего Владимир с негодованием отказывался. Следствие кончилось, в результате чего оказалось: несколько процентных бумаг на сумму 12 000 рублей и другие документы. Все наличные деньги, тоже должные быть на порядочную сумму, были обобраны, несмотря на то что на дне сундука и в комоде, в тайниках, куда не мог проникнуть воровской глаз, находилось немало золота и серебра в дорогих вещах вроде часов, браслет, цепочек и брошек и наличных денег, исключая грошей, которых было такое множество, что сосчитать их требовалось очень много времени, и потому их свалили пока в один мешок. После чего следователем были приложены повсюду печати, труп злосчастного богача уложен был в гроб и увезен в покойницкую Петербургской части, затем опечатана и сама квартира, откуда так неожиданно выбыл Антон Федорович, и все разошлись.

Теперь жалкая и плохо одетая фигура Владимира сразу возвысилась в глазах жильцов этого дома, который стал его полною собственностью.

— Куда теперь ты пойдешь? — спросила его тетка.

— Право, не знаю, тетя!

— Как не знаешь, разве у тебя квартиры нет?

— Говоря откровенно, нет. Вот спасибо этому человеку, который одолжил мне рубль, а то с утра был с одним только гривенником, с которым я не знал, что делать: проесть или оставить на ночлег.

— Ах ты, глупый! И ты не мог мне об этом ничего сказать?

— Мне было неловко. Я и так вам много обязан!

— Обязан! Как это глупо. Отец тебя морил, так неужели же я стала бы делать то же самое?

При этом госпожа Корнева взглянула на стоявшего в стороне Ивана.

— Этот человек приехал только что из деревни и пока не имеет места. Я встретился с ним в трактире на Сенной, где мы, сидя за одним столом, разговорились. Он был настолько добр, что накормил обедом меня и чаем попотчевал. Тут я вспомнил, что папаша вывесил объявление на воротах, что нужен дворник, я и сказал ему об этом. Он согласился, приехали сюда, а тут вдруг этакое несчастие.

Все это Владимир говорил так тихо, что Иван не мог слышать.

— Ну, какое тут несчастие, — махнула рукой Анна Ивановна. — Я не люблю кривить душою, а прямо скажу, что смерть его послужила тебе спасением. Шутка ли сказать, из-за этой несчастной скаредности бросить родного сына на произвол судьбы. Ну, за это потерпел он Божие наказание. Ну, перестанем говорить об этом.

И с ласковой улыбкой она обратилась к Ивану:

— Слушайте, вот сейчас мой племянник, то есть сын моего брата, говорил, что вы ищете себе место дворника.

— Так точно.

Честное, красивое лицо Ивана располагало к нему всякого, так что Корнева невольно почувствовала к нему доверие.

— Да, дворник необходим в особенности теперь. Володя, ты тут лучше все знаешь, как ему устроиться?

— Право, не знаю, тетя. Дворницкая заперта, а ключи постоянно находились у отца. Вот разве нет ли где свободной квартиры?

— Есть, господин хозяин. Только не квартира, а комнатка свободная, — подскочил из стоявших поблизости жильцов. — У нас. Я в восьмом номере… Комната хорошая, и покеда все устроится, оне пущай поживут у нас.

— Отлично. Так вот, Иван Дементьевич, оставайтесь, — сказала Анна Ивановна, слышавшая уже это имя во время следствия.

— Благодарим покорно!

— Нет, вас благодарить нужно, — с чувством сказал Владимир.

— Ну, пусть устроится! — сказала тетка. — Понятно, ты, Володя, поедешь к нам.

Тетка и племянник уехали. К Ивану подошел жилец, предложивший свою комнату. Это был рабочий из ситцевой фабрики братьев Леонтьевых по имени Михей Терентьев, принадлежавший, кстати сказать, к той категории рабочего люда, которые получают недурные заработки, умеют сберечь деньгу и жить как следует, по-человечески.

Квартира его небольшая, состоящая из двух комнат и кухни, была хотя и бедно обставлена, но уютна. Не было тут обычной у других грязи и скверного запаха. Тут были даже на окнах занавеси и горшки с геранью, а на стенах картины, перед иконами приветливо теплились лампадки. При входе на кухню им навстречу вышла хозяйка, женщина лет тридцати.

— Вот и моя супружница, — отрекомендовал ее Михей. — Принимай гостя, Орина, жилец он у нас будет покеда, потому что они дворником будут у нас.

Орина молча поклонилась.

— А вот вам и комната. Кровать и стол — все готово. Тут никто вам не помешает, я с женою только двое. Орина, ставь самовар, кстати, чай пора пить.

— Тут надобно мне постелить что-нибудь, а завтра я принесу мои вещи, — сказал Иван.

— Это можно с удовольствием.

— Спасибо. Вы водку пьете? Тогда нельзя ли нам бутылочку, а супружнице вашей вишневочки?

Михей очень этому обрадовался, хотя ради приличия начал отказываться, но быстро уступил, взял у Ивана рубль и побежал в погреб. Потом, сидя за самоваром, Михей рассказывал положительные ужасы про скрягу-домовладельца.

— Прямо я вам скажу, — говорил он. — Это был настоящий идол! Сына родного морил и хуже собаки держал, вот какой он был, и Царствия Небесного ему нельзя даже пожелать, вот оно что.

Посидев до позднего вечера, Иван, подавленный впечатлениями этого дня и под влиянием выпитой водки и плотной закуски, на которую не поскупилась хозяйка, крепко заснул.