Константин Туманов - Трущобы Петербурга

— МАНЯ, ПОЗДРАВЛЯЮ: ИВАНА оправдали и выпустили на свободу!

Так воскликнула Олимпиада Кравцова, обнимая и целуя хорошенькую женщину. Кто бы теперь мог узнать в этой изящной, со вкусом одетой даме, скорей похожей на барышню из купеческой семьи, ту самую деревенскую Марьюшку, жену старшего дворника Марью Дементьеву?

Почти год без малого прошел с той поры, когда она покинула своего мужа. И за это сравнительно недавнее время она изменилась положительно до неузнаваемости. Прежде чем продолжать наше повествование, мы вернемся к тому моменту, когда Марья простилась с ничего не подозревавшим о ее намерениях мужем.

Поспешно выйдя из ворот, у которых стоял Фома, она наняла извозчика в Гостиный двор. Хотя расстояние от Большой Морской туда было не совсем далеко и можно было бы пройти пешком, но Марья, опасаясь, что Иван может спохватиться и пойти за нею, решилась ехать. Тем более она чувствовала такое сильное волнение и так билось ее сердце, подкашивались ноги, что ей казалось, вот-вот упадет она на эту скользкую панель, по которой шла. Извозчик заломил несуразную цену, но она не обратила внимания на это и села в сани.

— Остановишься у Перинной линии, — сказала она, вспомнив наставление Олимпиады.

Почти вслед за нею ехала Кравцова, так что обе одновременно очутились в условленном месте.

— Ну вот и отлично! — воскликнула Кравцова. — Ну, слезай и расплачивайся, садись со мной и прямо на Николаевский вокзал.

— Неужто на машину?

— А что же, тянуть канитель будем, что ли?

Расплатившись с извозчиком, Мария села в сани рядом с Олимпиадой. Последняя не только была спокойна, но и весела, она, улыбаясь, посмотрела неузнаваемости на побледневшее лицо своей спутницы и на покрасневшие от слез глаза и наставительно сказала:

— Если ты так вечно будешь плакать, то никакого не будет от тебя толку. Во-первых, ты можешь подурнеть, а это нехорошо.

— Куда мы теперь поедем?

— За Москву куда-нибудь, а там увидим, средств у нас хватит!

И она выразительно похлопала рукой по своему узлу.

Прошло после этого три месяца. Кравцовой так опротивела жизнь, полная разгула и разврата среди подонков общества, что она решила радикальным образом изменить ее. Понятно, что забрать у этих господ Ковалевых и прочих из своей компании несколько тысяч рублей она не считала даже преступлением.

— Так и надо им! — говорила она Марьюшке. — Ты знаешь, что из всех животных самый подлый человек. Лютый зверь, например лев или тигр, делаются кроткими, если они сыты. Больше того, что у них есть, они не требуют. То ли дело человек, вот хотя про Ковалева сказать, Ланцова и им подобных, включая в это число и меня. Награбили мы около ста тысяч капиталу, и чего, казалось бы, лучше. На эти деньги весь век можно было бы жить припеваючи, ан нет, этого мало, давай еще да еще. Недаром наш баснописец Крылов сказал: «Вору дай хоть миллион, а он все воровать будет». Теперь мы с тобою будем жить иначе. Денег я захватила у этих негодяев настолько достаточно, что если разделить всю эту сумму на две половины, то на одну из них мы вполне будем жить безбедно, вторую мы употребим на добрые дела.

— Иван-то как? — вспомнила Марья про мужа.

— Ты о нем не беспокойся. Пусть живет на этом месте, пока я не расправлюсь с Ланцовым и остальными. Их необходимо устранить с нашей дороги, а то жить иначе не дадут. А потом, знаешь, что я придумала?

Дементьева вопросительно взглянула на свою приятельницу.

— Ты не понимаешь, — засмеялась Кравцова. — Ну так слушай: когда все у нас уладится, я придумала вот какую комбинацию…

— А что значит комбинация?

— Молчи, деревня неотесанная! Вот Бог даст, весной я приеду в ваше село и в его окрестностях или в нем самом куплю место, построим дом и заведем школу.

— У нас есть приходская школа.

— Есть, а сама ты безграмотна, и мне приходится тебя учить. Ну, впрочем, это все равно, не школу, а что-нибудь другое, что-нибудь полезное, а потом вызовем Ивана, и мы все заживем на славу!

Дементьева ничего не сказала и горячо обняла Олимпиаду.

Обе молодые женщины, чтобы замести, как говорится, свои следы от могущих, по всему вероятию, их преследовать мошенников, разошлись по-цыгански по разным местам, то в Москве, то под Москвой, и по ее окрестностям, преимущественно посещая монастыри многих из них, они проживали по неделе и по месяцу, но не больше, так как Олимпиаде нужно было быть в Петербурге.

— А потом мы совсем покинем этот омут, навсегда, — говорила она Марье.

Посещение святых обителей и проживание в них долгое или короткое время сильно повлияло на впечатлительную душу Кравцовой, которая была от природы доброй женщиной, но силой печальных обстоятельств принужденной вращаться во всевозможных столичных кабаках и притонах.

Теперь она не могла успокоиться до тех пор, пока Кубарев, Ковалев и особенно Ланцов не будут преданы в руки правосудия, почему, прежде чем бежать от них, явилась в охранную полицию, где попросила себе место агента для свободного разыскания и преследования шайки мошенников, на что получила полное согласие.

Вот почему Екатерина Семеновна Бухтоярова и получила письмо с удивившею ее подписью «агент сыскной полиции Олимпиада Павловна Кравцова». В свою очередь не дремала и шайка негодяев с Ковалевым во главе. Они с истинно лучшей энергией принялись не хуже сыщиков разыскивать так ловко их обобравшую и скрывшуюся бесследно Кравцову.

Особенно энергично действовал Ланцов. Если бы пропала одна только Олимпиада, то это было бы с полгоря и он стал бы только сожалеть о потерянных деньгах, но она увлекла с собой Марью.

Должно быть, этот злодей видел что-нибудь особенное в этой простой бесхитростной женщине, он заметил в ней большую разницу между другими многочисленными женщинами, с которыми ему приходилось сходиться. Как бы то ни было, чем дольше он не виделся с Марьей, тем больше думал о ней и терял душевное спокойствие.

«Видно, это недаром! — думал он. — Мало ли кого у меня не было, а она особенная. Ласковость у нее такая, или черт знает что, разобрать не могу, одним словом, чувствую, что жить без нее не могу… Но нет, найду я ее во что бы то ни стало, хоть на сто сажень под землей!»

И он энергично принялся за дело. Но, как мы уже знаем, Кравцова так хорошо пообчистила кошельки этой компании, что лучше и требовать было нельзя. Положим, у них оставалась все же такая порядочная сумма, что честным людям и этого было бы достаточно, чтобы сделать дело, но для воров — мало, они действовали по правилам дележа «дувана» и вообще аккуратности исполнения всех условий, которые совершались между ними, в противном случае бывало, что с самими главарями поступали и не имея никакой жалости: «голову на рукомойник», да и все тут.