Константин Туманов - Трущобы Петербурга

Сделавшись богачом, Владимир обратился к тетке с такими словами:

— Предположите, тетя, что я начну кутить и пьянствовать!

— Да что ты! — в испуге всплеснула руками Анна Ивановна. — Володя, да как тебе не стыдно?

— Нисколько, тетенька, — улыбнулся молодой человек, — вы меня сейчас поймете. Предполагаю, на все кутежи, расходы на вины, тройки и другие удовольствия я кладу десять тысяч рублей.

— Десять тысяч!

— И я предполагаю, что этого даже немного. Ну, кладем десять тысяч. Но я от всех этих кутежей отказываюсь, и эта сумма, значит, свободна.

— Да, свободна, — облегченно вздохнула тетушка.

— Вот я и хочу эти деньги, которые я бы мог прокутить, и пожертвовать в пользу тех людей, которым вместо богатства должно выносить только горе и бедность.

— И ты хочешь все это уничтожить?

— Не уничтожить, а сколько-нибудь облегчить.

— Как же это сделаешь, будешь ходить по этим трущобам, раздавать оборванцам деньги, а они за твое здоровие будут пропивать, не правда ли?

— Вы не смейтесь, тетя, потому что я говорю сознательно, я не хочу делать так, как поступают многие благотворители, которые швыряют деньги направо и налево, не принося этим никакой пользы. Я хочу устроить иначе.

— Что же ты намерен делать? — спросила Анна Ивановна, невольно залюбовавшись воодушевленным лицом Владимира.

— Во-первых, я хочу этой весной приступить к перестройке нашего дома, который, кстати сказать, настолько стар, что рано или поздно полиция заставит его ломать.

— Да, это верно.

— Вместо него будем строить каменный трехэтажный или четырехэтажный. Начнутся тогда земляные работы, ломка старого дома, вот вам и заработок для бедняков.

— Старо! Таких людей, строящих новые дома, найдется сколько угодно.

— Позвольте, вы не поняли моей мысли. На всех этих постройках они получают грошовую плату, едва хватающую на дневное пропитание, а об угле или одежде и думать им нечего. Ведь я сам в поденщиках бывал, снег сгребал с конки. Получали мы за каторжный труд, особенно во время метелей, шесть гривен с шести часов утра до позднего вечера, и вот, сами рассудите, что нам от этой платы. Нужно утром попить чаю и закусить — вот уже гривенник. До двенадцати дня, работая на холоде под сильным ветром, является необходимым выпить — опять гривенник. Затем нужно и пообедать. В закусочной подадут бурды, именуемой супом или щами, полпорции — 2 копейки, хлеб — 2 копейки, каша— 4 копейки, всего 8 копеек. Ну, вздумаешь говядины взять— 6 копеек, вот вам 14 копеек, к вечеру опять с холоду чай — 10 копеек, да на ночлег 5 копеек, спички и табак 5 коп. Вот вам, при самом умеренном расчете, рабочий тратит в день 55 копеек, так что из всей поденной платы у него остается пятачок. Выходит, значит, что человеку, попавшему в эту колею, как бы он сдержан ни был, ему уже не вырваться, жизненное болото его засосало окончательно. Брошенный всеми, он невольно теряет человеческий вид, превращается в жалкого, всеми отталкиваемого оборванца, всеми презираемого и гонимого. Правду я вам скажу, тетя, я жил среди них, и за них сердце мое обливалось кровью! Сколько из них есть истинно прекрасных людей, которым если помочь бы как следует, то они немало приносили бы пользы. Но осуждать разве их за то, что несчастный бьется, как утопающий, которого некому спасти, ожесточается сердцем и постепенно превращается уже в неисправимого вора, пьяницу и забулдыгу? Вот именно их-то и надо спасти!

— Тем, что ты будешь нанимать у себя работать за те же шесть гривен? — иронически спросила тетка.

— Нет, не шесть гривен, а по полтора рубля в день, но только на тех условиях, что будут они получать на руки по полтиннику и рубль у них будет оставаться в экономии, таким образом, через месяц он получит целиком тридцать рублей, на которые он может поправиться вполне.

— То, что ты придумал, очень хорошо, — сказала Анна Ивановна. — Я не ожидала, что ты такой умник. Ну, делай, а я тебе помогу.

На том было и решено.

Владимир деятельно занялся предварительной подготовкой к будущей постройке, зашел в городскую управу, заказывал планы архитекторам, и вообще в этих хлопотах время у него проходило незаметно.

Близился день Пасхи, и Владимир, выйдя как-то из городской управы, пошел по направлению к Гостиному двору. Проходя мимо часовни, он вошел в нее, послушал происходивший там молебен и, бросив на блюдо мелкую монету, вышел.

Только что он хотел перейти улицу к галерее Гостиного двора, как принужден был остановиться, так как мимо него поехали извозчичьи сани, в которых сидели две дамы. Извозчик проехал так близко около Владимира, что тот невольно отступил назад, и эту самую минуту к его ногам упал туго набитый кожаный портфель. Он быстро нагнулся, поднял портфель и обернулся назад, но тут, как нарочно, пришлось переждать, так как проезжала целая вереница извозчиков.

Потеряв из виду дам, обронивших портфель, Владимир положительно не знал, что с ним делать, но потом, сообразив, что в нем могут быть важные бумаги, порешил вскрыть его в надежде, что там найдется и адрес потерявших.

Тогда он вернулся обратно, зашел в Думский трактир, потребовал себе небольшой графин водки и закуску, сел в укромное местечко и начал рассматривать свою находку. Портфель был заперт на маленький висячий замочек. Приходилось его взломать, иначе невозможно было узнать, кто был его владелец.

— Слушайте, — сказал он слуге, который подавал на стол требуемое. — Какая досада! Я потерял ключ от моего портфеля и не знаю, как его открыть… А сейчас нужно вынуть важные бумаги.

— Позвольте посмотреть, — наклонился слуга.

— Мне бы нужно сломать весь этот замок.

— Позвольте, я принесу щипчики, вещь тонкая, и можно сломать в один момент.

— Несите щипчики.

Принесенными щипчиками замок был сломан, и портфель вскрыт. Не торопясь выпив рюмку водки и закусив, Владимир начал расследование.

Там было много разных бумаг и писем, квитанции, пачка денег в бумажках разного достоинства. Вот и визитные карточки в коробочках, по-видимому недавно еще отпечатанные, на некоторых было изображено: «Марья Васильевна Дементьева», на других: «Олимпиада Павловна Кравцова», у обеих один и тот же адрес: Пантелеймонская, дом № 10, квартира № 06.

«Странное совпадение! — подумал Владимир. — У нашего дворника Ивана тоже жена была Марья Васильевна Дементьева! Но вряд ли простая женщина будет заказывать себе такие карточки».

Решив, что это и есть хозяева потерянного портфеля, в котором находилось несколько сот рублей, Владимир решился ехать по имеющемуся у него адресу. Расплатившись и дав слуге на чай, Владимир вышел из трактира, нанял извозчика и поехал на Пантелеймонскую улицу.

— Извозчик, стой! — крикнула в испуге Кравцова, когда они порядочно отъехали от Гостиного двора. — Ах ты господи, портфель… Маня, не у тебя ли портфель?